Эмма Хоутон - Тьма [litres]

– Почему ты не говорил мне об этом раньше? – спрашиваю я Арне, искренне чувствуя себя оскорбленной.

Он смотрит на меня. На секунду мне кажется, что он хочет поделиться со мной чем-то невысказанным, но момент уже упущен.

– Я… – колеблется он. – Я не уверен. Извини. Наверное, я не хотел все будоражить. Ненавижу все эти сплетни и слухи, которые так быстро расходятся здесь.

Или же Арне просто мне не доверял? Грудная клетка сжимается от разочарования, и я понимаю, насколько важно, что думает обо мне этот мужчина.

– Поэтому у тебя были с ним проблемы? – спрашиваю я, отгоняя это чувство. – Не только из-за наркотиков, но и потому, что Жан-Люк изменял?

Арне ерзает на стуле, пытаясь устроиться поудобнее.

– Ага. У моего отца много лет была любовница за спиной матери. Я думаю, мне не нравятся люди, которые хотят усидеть на стуле.

– Усидеть на стуле? – повторяю я. – Ты имеешь в виду, усесться на два стула сразу?

– Да. Мне кажется, это было нечестно по отношению и к Сандрин тоже и оказывало дестабилизирующий эффект на всю базу. Об их отношениях стало известно летом, но нам всем приходилось притворяться, что мы ничего не знаем.

Я обдумываю это. Господи, Сандрин, наверное, была раздавлена, когда Жан-Люк погиб. Как она умудрилась продолжать вести дела на станции? Несмотря ни на что, я чувствую проблеск сочувствия к начальнице.

– Дело в том, – продолжает Арне, – что Сандрин не хотела заканчивать отношения, когда они поедут домой. По всей видимости, она очень ревновала его к жене. Даже угрожала связаться с ней и рассказать обо всем.

– Серьезно? – я смотрю на него, открыв рот, пытаясь все это осознать. Но была ли эта интрижка настоящей или это просто местные сплетни? Я решаю спросить Каро утром. И надо бы еще поинтересоваться у нее, куда мог деться телефон Алекса. Но это соотносится со всем, что сказал Жан-Люк в видео, как фамильярно он назвал ее Сэнди. Я никогда не слышала, чтобы кто-то другой к ней так обращался.

Я вспоминаю вещи Жан-Люка, сваленные в том шкафчике в «Бета». Поэтому Сандрин придерживает их? Может, она боится, что они как-то выдадут ее секрет?

Или же она просто не хочет отпускать их, эту последнюю часть его. Это может объяснить, почему пропали его компьютер и блокнот – она, должно быть, знала, что они могут содержать доказательства их связи. Как и с письмом, которое он написал жене.

На случай моей смерти.

Интересно, знал ли Жан-Люк что его жизнь в опасности? Понимал ли он, что убийца может прийти за ним?

– Сандрин была в той экспедиции к расщелине, не так ли? – уточняю я у Арне.

– Как и большинство из нас, – кивает он. – Это было что-то вроде группового упражнения для тех, кто остается на зиму… как вы это называете – связывающий опыт?

– Сближающий опыт. И никого из летней команды там не было?

Арне качает головой.

Я пытаюсь обдумать это, но голова болит от усталости. Я откидываюсь назад и закрываю глаза. Спустя несколько мгновений его рука прикасается к моей щеке.

Арне смотрит на меня сверху вниз.

– Я оставлю тебя спать, – говорит он. – Теперь я уверен, что ты в порядке. – Он берет чашки и направляется к двери. – Спокойной ночи.

Я остаюсь в кровати, но сон ускользает от меня. Голова забита вопросами, возможными связями. Прежде всего о том, как кто-то вломился в клинику и вскрыл шкаф с медикаментами, не оставив никаких следов.

Они сделали это так же, как и я сама.

Каким-то образом заполучили ключи.

Я пытаюсь пройтись по всему заново, придерживаясь того, в чем могу быть уверена: Жан-Люк умирает на льду, Алекс уверен, что это убийство. Его ноутбук и блокнот пропадают. Алекс настаивает, чтобы Сандрин провела расследование, и она отказывается. Затем кто-то удаляет видеофайлы Жан-Люка, и Алекс умирает после того, как его накачали таблетками и связали на льду.

Однако у меня нет доказательств, что их смерти связаны. Гибель Жан-Люка могла быть простым несчастным случаем – брак в снаряжении. Алекса могли убить совсем по другой причине.

Я возвращаюсь мыслями к тому, о чем рассказала мне Каро – как Алекс верил, что смерть доктора была связана с какой-то женщиной, погибшей здесь, в Антарктике. Я напоминаю себе проверить это в интернете, посмотреть, смогу ли я отыскать больше деталей.

Когда я тянусь за таблетками, спрятанными под матрасом, меня вдруг озаряет. Возможно ли, что это Сандрин испортила снаряжение Жан-Люка?

Из ревности, возможно, или от злости, что он отказался разрывать свой брак. Потом забрала его ноутбук и блокнот, пряча доказательства их отношений.

Я жую таблетки, потом проглатываю их. Когда я жду, пока меня настигнет сон, образ начальницы станции заполняет мои мысли. Ее охваченная злобой фигурка, когда она накинулась на меня… Нет, абсурдно думать, что Сандрин убила Алекса – она попросту не смогла бы дотащить никого такого размера и веса, будь он без сознания или нет.

Несмотря на ее очевидное презрение, у меня есть неотступное сочувствие к ней после рассказа Арне. Несомненно, Сандрин пришлось нелегко на этой миссии. Мне стоит отбросить в сторону наши разногласия, думаю я. Сказать ей о пропаже таблеток, настоять, чтобы она сообщила, что смерть Алекса была подозрительной.

А что, если она мне не поверит? Откажется действовать?

Я могла бы сама связаться с АСН, сказать им, что среди нас, возможно, есть убийца. Но что они смогут с этим сделать, даже если предположить, что мне поверят? Не то чтобы они могут прислать сюда полицию – как начальница станции, Сандрин, по сути, является единственным правоохранительным органом.

Но мне, как минимум, стоит предупредить остальных. Хотя это еще более рискованно, понимаю я – предупредить убийцу об угрозе раскрытия. Кто знает, к чему это может привести?

О боже. Я со стоном зарываюсь головой в подушку, чувствуя смесь паники и отчаяния. Я вспоминаю настороженность Арне, когда он думал, что у меня передозировка. Вспоминаю проявленную им доброту, когда я потерялась на льду.

Он озвучил собственные подозрения насчет смерти Алекса, не так ли? Но я опасалась развивать эту тему. Я отчаянно хочу кому-то довериться, обсудить, что нам делать. Мне ужасно нужна еще одна голова, которая поможет разобраться в этом бардаке.

Но могу ли я доверять Арне?

Что важнее, могу ли я доверять хоть кому-то?

Я просыпаюсь от головной боли, уставшая от тревоги и нехватки хорошего сна, глаза болят, а мысли медлительные и удушающие. Я варю крепкий черный кофе и забираю его в клинику, сопротивляясь завлекающему зову Сирены от шкафа с медикаментами – угощаться сейчас – это очень плохая идея, особенно после того, как Арне поймал меня вчера с таблетками.