Матей Вишнек - Кони за окном

Дочь. Это все оттого, что ты не умеешь правильно спать. Спать положено на спине, лицом вверх. А дышать нужно носом.

Отец. А вдруг пойдет дождь? Когда идет дождь, я не могу дышать носом. Ты сама знаешь, я не могу дышать носом… Изабелла… (Нежно.) Пойдем погуляем.

Дочь. Дождь идет. Я не могу выходить с тобой на улицу под дождем.

Отец. Отчего же? Давай погуляем под дождем.

Дочь. Твое кресло заржавеет.

Отец. Ты злая, Изабелла. Мне жаль, что я произвел тебя на свет. Я все расскажу мадам Хильде. Я всем расскажу, как ты со мной обращаешься. (Чуть не плача.) Давай сходим в гости к мадам Хильде.

Дочь (мягко) . Папа, мадам Хильда умерла.

Отец (прислушиваясь) . Тихо! Я слышу шаги на улице. Я слышу шаги! Ты слышишь шаги? Раз слышно шаги, значит, дождь закончился.

Дочь. Идем, я провожу тебя в комнату.

Отец. Нет, нет! Я хочу остаться… я должен тебе что-то сказать, что-то очень важное… Сегодня утром я наблюдал… за нашими стенными часами… серьезно, с ними что-то не так. Мне кажется, каждый раз, когда большая стрелка проходит через маленькую, она незаметно проглатывает ее кончик.

Дочь. Послушай, папа, это невозможно!

Отец. Уверяю тебя, Изабелла, так оно и есть… я десять дней подряд пристально смотрю на часы… я все время измеряю стрелки… вот веревки… (Достает сотни отрезанных веревок.) Я делал замеры всякий раз, когда большая стрелка проходила через маленькую… так вот, большая стрелка не меняется, а маленькая становится короче, с каждым разом она становится все короче. Представь, что произойдет… Изабелла, ты меня слушаешь… Можно, я еще ненадолго останусь?

Дочь. Оставайся, папа.

Отец. Знаешь, я уже которую ночь подряд вижу во сне банки с повидлом. Думаешь, это нормально?

Дочь (соглашаясь на один из их старых ритуалов) . Ладно. Рассказывай.

Отец. Я не стану рассказывать, если ты не будешь задавать вопросы.

Дочь. Расскажи, как ты познакомился с мамой.

Отец (капризничая) . Я не стану ничего рассказывать. Это ни к чему. Не хочу, чтобы ты об этом знала.

Дочь. Ну папочка, ну пожалуйста, расскажи, как ты познакомился с мамой…

Отец. Очень просто. Я увидал ее в бакалейной лавке. Она покупала там банки с повидлом.

Дочь. Сколько?

Отец. Пятнадцать штук.

Дочь. Зачем ей было столько повидла?

Отец. Именно этот вопрос я ей и задал. Я догнал ее на улице и спросил: «Мадемуазель, что вы собираетесь делать с таким количеством повидла?»

Дочь. А она?

Отец. Она смерила меня таким взглядом, будто я крыса из крыс, мерзкий таракан, гнусный маньяк.

Дочь. А ты?

Отец. Я был сержантом!

Дочь. А она?

Отец. Она села в трамвай. Я за ней. Через шесть недель мы поженились. А еще через шесть недель началась война. Великая война.

Дочь. Великая война…

Отец (безнадежно) . Нет, нет, нет! Задавай вопросы!

Дочь. Вы победили?

Отец. Черт! Эти сволочи разбили нас в последний момент. Но это неважно. Все равно нас было больше и мы были лучше обучены. В наши дни военная подготовка уже не та что раньше. Не подготовка, а чушь собачья. И все вокруг только и делают, что ворчат… Даже кондукторы в трамваях ворчат… Они все посходили с ума… им всем не хватает подготовки…

Дочь. Идем, полежи немного. Так будет лучше для твоего кресла… Иногда пружины нужно отпускать.

Отец (в трансе) . Я тебе уже показывал свой почетный крест с двумя перекладинами? Знаешь, как сложно было в то время заслужить крест с двумя перекладинами? Теперь-то такие кресты всем раздают…

Дочь. Хочешь, я выключу лампу? У тебя глаза болят. С больными глазами сложней уснуть.

Отец. Я тебе уже показывал свой крест с тремя перекладинами? Знаешь, как сложно было в то время заслужить крест с тремя перекладинами? Теперь-то такие кресты всем раздают.

Дочь. Хочешь, я сниму с тебя ботинки? Нехорошо спать в ботинках. Они тяжелые, они тянут тебя ко дну.

Отец. Я тебе уже показывал свой крест с четырьмя перекладинами? Знаешь, как сложно было в то время заслужить крест с четырьмя перекладинами? Всего десять человек выжили в сражении при Трапезунде, и только один получил крест с четырьмя перекладинами. (Задыхаясь от возмущения.) Почему? Почему? Почему?

Дочь. Идем, папа, хватит… дай мне свои кресты, я уберу их в шкаф.

Отец. Не дам! Оставь меня в покое! Я буду спать в них!

Дочь. Ты подхватишь насморк. Когда-нибудь ты простынешь с таким количеством железа на груди.

Отец. Ты, правда, злая. Об этом я тоже расскажу мадам Хильде… Завтра же к ней пойду…

Дочь. Смотри какие у тебя дыры в одежде из-за этих крестов.

Отец. Знаешь, как мне удалось спастись в сражении при Трапезунде? Знаешь? Откуда тебе знать? Ничего ты не знаешь.

Она приносит стул и ставит его рядом с отцом.

Дочь. Ты знаешь, что я знаю.

Отец. Нет, нет, нет! Задавай вопросы.

Она приносит таз и ставит его на стул.

Дочь. Ладно, как?

Отец. Вплавь.

Она ищет кувшин, подходит к крану, наполняет кувшин горячей водой. Наливает воду в таз.

Дочь. Вплавь?

Отец. Да, черт возьми! Я всю ночь плавал среди рыхлых раздувшихся трупов. Сегодня я взглянул на реку… И мне показалось, на ней все еще качаются тени.

Она встает на колени перед отцом.

Отец (по-прежнему глядя в пустоту, моет волосы дочери) . Иди сюда, Изабелла, я научу тебя плавать. Сначала нужно привыкнуть к воде. И к воздуху. И к огню. И к земле. Потому что ты должна научиться плавать где угодно, даже в этом перевернутом с ног на голову мире. Видишь, какими хрупкими стали обычные вещи в наши дни, такими хрупкими… Все потому, что им не хватает согласованности, понимаешь? А без этого невозможно удержаться на плаву. Видишь, как все тонет, видишь, как нас засасывают водяные часы. Ты должна оставаться на плаву, ты это знаешь… У тебя есть вода?

Отец перебирает мокрые волосы дочери. Время от времени окунает ее голову в таз. Она послушно соглашается со всеми капризами отца.

Дочь. Целый кувшин.

Отец. Чистый?

Дочь. Да.

Отец. Глубокий?

Дочь. Да.

Отец. В нем темно?

Дочь. Да.

Отец. Ты боишься темноты, Изабелла?

Дочь. Нет.

Отец. Это хорошо. Самое худшее для пловца — бояться черной воды.