Андрей Рябоконь - Искушение чародея (сборник)

— Это все азы, Михаил Игоревич. — Эмма отпихнула от себя Скунса и встала. — Но на практике приходится модель упрощать. Иначе мы превратимся в параноиков. Во-первых, переводчики ГЦ до сих пор работали вполне адекватно. У меня есть, знаете ли, некоторая практика. А во-вторых… действия ависа полностью соответствовали нашим ожиданиям и нашим интерпретациям.

— Не полностью, — уточнил Борис. — Были по крайней мере две странных реакции. Первая — когда вы представились. Вторая…

— Вторая — когда вручали ему подарок, — подхватил Федор Мелентьевич. — А ведь вы правы, Борис! Просто во втором случае все произошло слишком быстро… н-да… Но что бы это значило?.. Надеюсь, мы в конце концов выясним.

История с подарком действительно выглядела странно. В какой-то момент, когда первое знакомство завершилось, Эмма сочла уместным сделать Отцу презент. Он уже некоторое время поглядывал на вещи, выложенные вокруг него, и Эмма, кашлянув и оглядевшись, выбрала наконец блюдо с амурчиком. Она подняла и протянула его Отцу:

— Мы привезли с собой несколько артефактов, которые отображают этапы развития нашей цивилизации. В знак дружбы и расположения мы хотели бы подарить вам один. Это посуда — предмет, с помощью кото…

Договорить ей не удалось: авис слушал со все возрастающим беспокойством, топорщил перья и нервно, судорожно сжимал пальцы. В конце концов он распахнул клюв — больше, впрочем, похожий на ороговевшие челюсти с двумя рядами мелких, острых зубов — и едва слышно зашипел.

Эмма осеклась, побледнела, но не отступила.

Положение спас академик Окунь. Отстранив девушку, он пробормотал:

— Вряд ли Отцу будет… э-э-э… удобно нести такой увесистый предмет… да и амурчик этот, с оружием… Хм… да… Я полагаю, в качестве первого презента намного уместнее вручить… н-да… сие.

«Сие» оказалось карандашом и белым листом бумаги. Сама идея письма ависа, кажется, не удивила, но карандаш и бумага — привели в неописуемый восторг. Далее последовали многочисленные объяснения с примерами, Отец ловко ухватил карандаш и сумел изобразить ряд геометрических фигур, а затем даже попытался скопировать свое имя на русском. Инцидент был исчерпан, и о нем бы забыли — если б не Урванец-старший.

Павлыш, к собственному своему стыду, тогда на случившееся внимания не обратил. По правде говоря, после того, как стало ясно, что никакой опасности нет, все мысли Славы были сосредоточены на одном.

Все-таки, спрашивал он себя, мне показалось или я действительно слышал, как она всхлипывала в столовой? Показалось — или действительно?

И если действительно — то почему она всхлипывала? Почему?!

Ответ он, разумеется, знал, но верить в него не хотел ни за что на свете.

— А по-моему, это гениальная идея, — сказал Павлыш. Он шел справа от нынешнего подарка и жалел, что не сообразил надеть самую обычную кепку. Рассветное солнце (или что там создатели Muzoona использовали вместо солнца) пронзало туман золотыми копьями, слепило глаза. Где-то в придорожной рощице пели птицы. — Правда гениальная. Чтоб не зазнавались.

Домрачеев ничего не ответил. Он шагал, соответственно, слева, и щурился, глядя на Павлыша, — солнце вставало как раз у того за спиной.

— Это все равно, что подарить спринтеру пару костылей. Или нет, — поправил себя Павлыш, — все равно что рыбе — акваланг! Кстати, если академик прав и суть «дуэли» в том, кто кого переоподарит…

— Академик может ошибаться, — сухо отметила Эмма.

Она шла впереди, не оглядываясь на сопровождавших ее Славу и Мишу. Остальные отправились к озеру обычным путем — напрямик, но подарок пришлось везти по дороге. Густая трава постоянно наматывалась бы на оси, колеса застревали… в общем, все как в тот раз, когда они таки рискнули повезти один из подарков через холмы.

— Я даже уверена, что он ошибается.

Павлыш невозмутимо пожал плечами:

— А он уверен, что нет. И судя по событиям последних дней, ависы скорее на стороне академика. С чего все началось? Правильно, с карандаша и листа бумаги. Что подарил нам Отец на следующий день? Горсть семян, из которых выросли перьекнижки эти дурацкие… Мы дали им только прием, они — уже готовую «модель», причем самовоспроизводящуюся. «Инженеры-выращиватели, яростные и изобретательные», ага! И потом все пошло по нарастающей, и продолжается до сих пор. Вот зря мы им Скунса не подарили в прошлый раз. А я предлагал.

Домрачеев вздохнул и сказал, глядя прямо перед собой:

— Болтун ты, Павлыш.

Эмма вздрогнула и чуть ускорила шаг.

— Нет, ну а что? Теперь поздно дарить. Теперь это будет понижением ставок. Потерей лица. А презент, который мы с тобой — разумеется, под любезным присмотром сиятельной Эммы Николавны, — транспортируем сейчас… он вообще ни в какие ворота же. И ты своим молчаливым одобрением потворствуешь, между прочим. А на кону…

— Болтун, — повторил Домрачеев. За те дни, что прошли после первого визита Отца, он стал мрачнее, держался особняком и редко вступал в споры. Особенно если рядом была Эмма.

Эту катавасию с подарками, разумеется, никто из них и предвидеть не мог. Все началось невинно — и сперва точно так же невинно продолжилось. Люди пошли в гости к ависам, те встретили их у озера, поговорили, после чего один из младших птиц по приказу Отца вручил семена. Без каких-либо пояснений.

Из семян к утру выросли перьекнижки: растения с огромными, плотными листьями, усеянными дивным узором. О том, что это письмена, догадался Эдгар Урванец, сорвавший, пока старшие спали, одну «страницу» и обративший внимание на слишком уж правильный рисунок. У братьев как раз был период увлечения криптографией, так что к завтраку Эдгар пришел, сияя довольной улыбкой, с листком, на котором была отмечена частотность всех «букв».

В результате его, к ревнивому неудовольствию брата, даже не наказали.

Посовещавшись, в следующий раз решили подарить ависам клепсидру — здоровенный, в человеческий рост, агрегат, который едва удалось собрать согласно приложенной инструкции. Вот тогда-то потребовалась тележка, и тогда же она застряла на травянистом склоне… с тех пор правое колесо противно поскрипывало и вращалось под углом.

Ависы от клепсидры пришли в невероятное возбуждение. Пятеро младших сородичей Отца начали переглядываться, переступать с места на место. Коряга, которую они то ли нашли, то ли специально притащили сюда для встреч с людьми, пружинила и подрагивала, одна из веток противно стучала о землю.

В конце концов Отец распушил малиновый хохолок, издал короткий, резкий крик и дважды хлопнул крыльями. Переводчик у него на груди прокашлялся, но не сказал ни слова.

Младшие смотрели на Отца со странным выражением. Павлышу показалось, что в их желтых, сверкающих глазах отражались страх и… неужели азарт? Хотя, конечно, Слава понимал, что все это ерунда: много ли он знает об этих разумных птицах? Испытывают ли они вообще подобные эмоции?..