Андрей Рябоконь - Искушение чародея (сборник)

Но когда они были рядом, он и Эмма, Павлыш не мог остановиться. В него словно вселялся средневековый бес, и Славу несло. А рыжая Лилит ничего не замечала. Да что там, она вела себя так, как будто и Славу-то замечала не всегда, как будто был он кем-то вроде призрака в саду: то мелькнет, то исчезнет.

Павлыш понимал, что нужно остановиться, — но не мог. За это он злился на себя, злился на Домрачеева, который, дубина стоеросовая, так быстро отступился, злился на ГЦ, ависов и призраков.

Это всего лишь увлечение, говорил он себе, ты же понимаешь, что у вас ничего общего, и никаких, вовсе никаких шансов… Значит, нужно просто время… время и расстояние.

Была бы возможность сбежать — наверное, сбежал бы к черту с этого космического острова, устроился судовым врачом на какой-нибудь корабль, что-то вроде «Антея»: чтоб подальше от людей, на месяцы, а то и годы.

— Так что, Эмма Николавна, разрешите в виде эксперимента почистить муравионами картошку?

Она оторвалась от своих бумаг, дернула уголком губ.

— Через сколько поколений, вы говорили, эти насекомые будут способны на такое? Семь-восемь? Ну вот когда будут, тогда и вернемся к вашему вопросу.

Младшие Урванцы переглянулись, Коля прыснул в кулак, Эдгар помрачнел.

— Федор Мелентьевич, — продолжала Эмма, — нам необходимо обсудить следующую встречу с ависами. То, что происходит… все это очень странно. — Она зевнула, прикрыв рот запястьем. Была уже поздняя ночь, но расходиться никто не спешил. — Вы обратили внимание на то, как изменилась речь Отца, когда он принимал клепсидру? Сплошные архаизмы. Откуда и с чего бы вдруг?

— Может, барахлит переводчик?

— Нет, это вряд ли. Я ведь работала с рокошами, с ыдар-мушами… в общем, со всеми, кого присылали на Землю в качестве представителей ГЦ. Они очень скрупулезны в плане языка, и за эти несколько лет, я уверена, в совершенстве овладели по крайней мере русским, английским и китайским. И нет оснований полагать, что с ависами дело обстояло иначе, их наверняка тоже изучали.

— И здесь, — сказал вдруг Миша, — у меня возникает другой вопрос: зачем?

— Домрачеев, вы издеваетесь? Это элементарно, даже дети… Эдгар, Николай — вот скажите Михаилу Игоревичу, зачем ГЦ нужно изучать язык ависов.

— Вообще-то я о другом. — Домрачеев поднял вившегося у ног Скунса и посадил себе на колени. — Зачем членам ГЦ нужна цивилизация, которая, очевидно, еще даже не вышла в космос? И кстати, вряд ли выйдет в обозримом будущем… разве что вырастит космический корабль как перьекниги или домодрево из подручных биоматериалов. Зачем ГЦ цивилизация, придерживающаяся опасных, старинных и, между прочим, запретных традиций?

— Я бы, — заметил Борис, — тогда уж ставил вопрос шире. Зачем ГЦ нужны люди? Ведь если нас поставили на одну доску с ависами, стало быть, расценивают как равных им.

— А я, с вашего позволения, думаю вот что… — Академик Окунь кашлянул и обвел взглядом всех сидевших за столом. — Я думаю, эта наша дуэль как раз и заключается в обмене подарками. Конечно, — вскинул он ладони, — все не так примитивно. Обмениваясь, мы тем самым демонстрируем друг другу (и, видимо, ГЦ) достижения наших цивилизаций. И кто окажется более… э-э-э… развитым… ну, вы понимаете.

Эмма рассеянно постучала карандашом по столешнице.

— Не знаю… Не знаю. Совершенно не похоже на ГЦ. Слишком просто, Федор Мелентьевич. Слишком примитивно. Но если хотите — пусть, давайте пока придерживаться вашей версии. Так что же мы им подарим?..

В тот вечер они выбрали модель ветряной мельницы. Затем последовали зеркало и спички, шахматы, прядильное колесо, микроскоп, газовая лампа… Ависы, со своей стороны, продолжали делиться достижениями биоинженеринга — и все это длилось уже около недели: утренняя встреча у озера, вручение очередного подарка, беседа, в которой люди и ависы рассказывали о себе… затем расставание и «военные советы» до поздней ночи.

Вчера вот Эмма окончательно отказалась от теории академика и решила, вопреки возражениям остальных, вручить ависам то, что сейчас катили на тележке Слава и Домрачеев.

— Может, я и болтун, — сказал Павлыш. — Очень даже может быть. Я вообще, очевидно, далек от идеалов, но, знаешь ли, я не строю из себя черт знает что. Не смотрю на людей как на пустое место. Не…

Закончить ему не удалось, поскольку Домрачеев вдруг как-то странно дернул ногой, колесико — то самое, крутившееся под углом, — вдруг пронзительно скрежетнуло, и тележка с гулким клацаньем завалилась на бок.

Эмма вздрогнула спиной, но прошла еще два шага и только потом обернулась.

— Не волнуйтесь, — сказал ей Миша. — Идите к остальным, мы сейчас починим и догоним.

Дорога здесь снова поворачивала, и уже видны были край озера, люди с ависами, а вдали — величественные силуэты домодрев.

— Вы точно сами справитесь?

— Точно. Идите, Эмма Николаевна, займите пока Отца беседой. Иначе академик, увлекшись, может наговорить лишнего…

— Ну, — сказала она равнодушным тоном, — это бывает со всеми нами.

И ушла.

— Вот черт. — Миша присел и поднял тележку. — Не рассчитал. Похоже, дальше придется тащить на себе… вечером разберу, попытаюсь починить.

— Да ладно, давай я попробую… Стой, в каком смысле «не рассчитал»? — насторожился Павлыш.

— Слушай-ка, Слава, — тихо сказал Домрачеев, — брось ты это, а?

— Что «это»? Без тележки мы далеко не…

— Ты же ее изводишь своими шуточками. Оставь человека в покое. Я-то думал, после «Антея» ты… повзрослел, что ли. Неужели не понимаешь, как ей тяжело сейчас?

— «Тяжело»?! Да по-моему, для нее это нечто вроде развлечения! Она ведь других людей ни в грош не ставит, Домрачеев! Разве что тебя, да и то…

— Меня? — со странным выражением переспросил Миша. — Это ты что-то перегрелся на солнце, не иначе. В общем, Павлыш, по-человечески прошу: не надо. И так нам хватает о чем переживать, согласись.

Он повертел в руках колесико, встал.

— Я ведь понимаю, — добавил негромко. — Это ж видно, Слав. Но тут ничего не зависит ни от тебя, ни от меня. Ни даже от нее, если задуматься. Что мы, два взрослых мужика, будем впадать в уныние из-за… ерунда какая! Да?

— Не будем, конечно, — промямлил Павлыш. Он чувствовал, как наливаются красным уши, как багровеют щеки. — Давно ты знал? А остальные?..

— А плевать на остальных, — с наигранной бравадой заявил Домрачеев. — Нам что надо, Павлыш? Выйти с честью из испытания. Даже из двух, если точнее. Вот и сосредоточимся, соберем в кулак силу воли.

— Из трех, — мрачно поправил его Павлыш. — Подарочек, я так думаю, нам придется тащить на собственном горбу.

Домрачеев хмыкнул, сунул колесо в карман куртки и ухватился за верхнюю коробку:

— Поберегись!

Он рывком вскинул ее, крякнул, подмигнул Павлышу: