Дэвид Митчелл - Утопия-авеню

Во Вьетнаме базу американских войск у населенного пункта Кхамдык захватили отряды вьетконговцев. Сбито девять американских самолетов, погибли сотни солдат и мирные жители.

– Весь мир сошел с ума! – ворчит отец.

Беа с Эльф переглядываются. Отец всегда произносит эту фразу, когда смотрит новости.

– Я пойду спать, – говорит Эльф. – Тяжелый день.

В понедельник пасмурно. Эльф звонит в «Лунный кит», чтобы попросить Левона отменить концерты на этой неделе. Она никогда еще не отменяла концерты. Телефон «Лунного кита» занят. Отец отвозит Эльф и Беа к Имоджен. Эльфина мама открывает им дверь.

– Как прошла ночь? – шепотом спрашивает отец.

– Ужасно, – отвечает мама.

– Как Имми? К ней можно? – спрашивает Беа.

– Попозже. Она сейчас спит. Лоуренс с его отцом уехали в больницу, на встречу с коронером.

– Ну, тогда я газон подстригу.

Беа и Эльф развешивают белье на просушку и уходят в магазин, за продуктами и сигаретами. В газетном киоске по радио звучит Шенди Фонтейн. «Вальс для моего парня». Беа смотрит на Эльф.

– Если не смеяться, то обрыдаешься, – говорит Эльф.

Она покупает пачку «Бенсон и Хеджес» для Имоджен и свежий выпуск «Мелоди мейкер».

Имоджен спускается из спальни, стоит в гостиной у стола, смотрит на полусобранную головоломку: поле тюльпанов и ветряная мельница. Эльф очень хочется сказать сестре, что она выглядит лучше, но это будет слишком явная ложь.

Эльф снова набирает номер «Лунного кита». Все еще занято. Она звонит Джасперу. Никто не берет трубку. Эльф начинает волноваться, не случилось ли чего, но тут же решает, что это пустые страхи.

Эльф и Беа готовят салат на кухне. Возвращаются Синклеры, входят в дом с заднего крыльца.

– В свидетельстве причиной указан синдром внезапной детской смерти, – говорит отец Лоуренса. – Как будто это что-то объясняет.

В гостиной раздается громкий всхлип. Имоджен обеими руками зажимает рот.

– Боже мой! – охает мистер Синклер. – Я же не знал, что ты…

Имоджен бросается к лестнице, наталкивается на мать, пересекает кухню и выбегает в сад.

– Я же думал, она в спальне, – бормочет отец Лоуренса.

– Вашей вины здесь нет, Рон, – говорит Эльфина мама. – Я пойду к ней.

Эльф смешивает прованскую заправку для салата, Беа режет огурцы. Стрекот газонокосилки смолкает. Возвращается расстроенная Эльфина мама. И отец.

– Имми хочет побыть одна, – говорит мама.

– Простите, – сокрушается мистер Синклер. – Простите меня, пожалуйста.

– Перестаньте, Рон, – говорит Эльфин отец. – Она бы все равно узнала. Так что лучше раньше… Сейчас она все осмыслит и…

Он идет к телефону, звонит в свой банк.

Беа негромко включает радиоприемник, чтобы не быть в полной тишине. По «Радио-3» передают что-то моцартовское.

Имоджен, в полном отчаянии, с заплаканными глазами, возвращается из сада.

«Как в пьесе, – думает Эльф. – Персонажи уходят, персонажи входят, и так без конца».

– Хочешь салата, солнышко? – предлагает миссис Синклер.

– Спасибо, я не голодна. – Имоджен уходит в спальню. Лоуренс идет следом.

Эльф вспоминает обед в честь их помолвки, прошлым февралем, на Чизлхерст-роуд. «Если бы мы знали сценарий будущего, то не стали бы переворачивать страницы».

– Я пройдусь до магазина, – заявляет Эльфина мама. – Подышу свежим воздухом.

Беа и Эльф убирают со стола. Немного погодя сверху доносятся рыдания Имоджен.

– Трудное время, – говорит мистер Синклер.

– Очень трудное, – соглашается Эльфин отец.

По «Радио-3» передают выпуск новостей. Демонстрации и аресты в Париже продолжаются все утро.

– Нам с вами университетское образование на блюдечке не подносили, – говорит Эльфин отец. – Правда, Рон?

– В том-то все и дело, Клайв. Вот им его поднесли, а они этого не ценят. И ведут себя как избалованные, капризные дети. Это все левые виноваты. Руководство «Бритиш лейланд» каждый день оскорбляют и забрасывают тухлыми яйцами. И чем все это кончится?

– Весь мир сошел с ума! – вздыхает Эльфин отец.

– А в Италии тоже такое, Эльф? – спрашивает мистер Синклер.

Эльф объясняет, что всю неделю группа переезжала из одного города в другой и времени у них не оставалось ни на что, кроме как на установку оборудования, выступления и сон урывками.

– Мы не заметили бы даже вторжения марсиан…

После кофе Беа говорит, что возвращается в гостиницу.

– Все равно я здесь больше не нужна. А мне надо писать сочинение по Брехту.

Эльфин отец и мистер Синклер начинают спорить, кто отвезет Беа в гостиницу, но Беа надевает куртку и заявляет:

– Я дойду пешком.

Немного погодя Лоуренс спускается из спальни, шепчет:

– Она приняла таблетку. Спит.

Он тоже выходит.

– Свежий воздух – лучшее лекарство, – говорит Эльфин отец.

– Совершенно верно, – соглашается мистер Синклер. – Совершенно верно.

Эльф в третий раз набирает номер «Лунного кита». Телефон занят. Она звонит в агентство Дюка – Стокера. Телефон занят. Звонит Джасперу. Никто не берет трубку. Эльф спрашивает отца, не выходной ли сегодня.

– Нет, – отвечает отец. – А что?

«Такое ощущение, что „Утопия-авеню“ больше не существует», – думает Эльф и отвечает:

– Да так, ничего.

Теплый влажный воздух пахнет скошенной травой. Эльф берет в сарае садовые ножницы и перчатки, уходит в дальний конец сада, начинает выпалывать сорняки и обрезать колючие плети ежевики. Ивы колышут ветвями. Пролески пробиваются из суглинка под ногами. Где-то заливается певчий дрозд. «Тот же, что и вчера?» Его не видно. Эльф немного волнуется за свою квартиру, которая пустует уже неделю. Дверь прочная, в окна не залезешь, но Сохо есть Сохо. Молоко в холодильнике, наверное, уже прокисло.

– Ты тут немного пропустила, – слышится голос Имоджен.

Эльф отрывает взгляд от земли. На лужайке стоит сестра: поверх халата накинут дафлкот, на ногах резиновые сапоги. И голос, и лицо безрадостные, отрешенные.

– Я оставляю крапиву. Для бабочек. По новой моде.

Имоджен садится на каменную ограду, отделяющую газон от нижней, топкой части сада.

– Я как-то вдруг расстроилась…

– И правильно сделала. А как же иначе?

Имоджен смотрит на дом, ломает сухую веточку.

– Может, попросить, чтобы все оставили тебя в покое?

В полдневную дрему пригорода врывается рев мотоцикла.

– Нет, не стоит. Я боюсь тишины в доме.

Мотоцикл проезжает. Рев стихает вдали.

– Я просыпаюсь и сперва ничего не помню, – говорит Имоджен. – Смутно ощущаю какое-то горе, но не помню почему. Всего на миг. Но в этот миг он со мной. Живой. В своей кроватке. Он ведь уже начал нас узнавать. Начал улыбаться. Ты же видела… А потом… – Она закрывает глаза. – А потом я все вспоминаю… и снова наступает субботнее утро.