Патриция Хайсмит - Те, кто уходят (litres)

Коулману захотелось повесить трубку.

– Я достану газету и посмотрю, что можно сделать, миссис Перри.

– Держите меня в курсе. Я очень взволнована. Мне он показался милым молодым человеком.

Коулман пообещал.

– Что написали в газете? – спросила Инес.

– Выпьем-ка кофе, дорогая. – Коулман махнул рукой в сторону подноса с завтраком на письменном столе.

– Узнал что-нибудь?

– Нет.

– Тогда что там написали в газете? И в какой газете? Мы ее сейчас достанем.

– Она сказала, в «Гадзеттино». – Коулман пожал плечами. – Этого следовало ожидать, если они поставили в известность консульство.

– И в газете ничего о том, где он может быть?

– Нет, только сообщается о его исчезновении. Жаль, я не заказал апельсиновый сок. Ты не хочешь сока?

Инес принесла Коулману кофе, потом сняла трубку, заказала два апельсиновых сока и свежий номер «Гадзеттино».

Следующими должны позвонить Смит-Питерсы. Так подумал Коулман. Вчера вечером они ходили с ними в театр, и Френсис спросил, как поживает Рей. Коулман ответил, опережая Инес, что в последнее время они его не видели. «Он все еще в Венеции?» – спросила Лаура. «Не знаю», – ответил Коулман. Смит-Питерсы готовы были отправиться во Флоренцию, как только им установят центральное отопление и водопровод, но этому препятствовала итальянская необязательность, и они ждали звонка от домоправителя. Похоже, их отъезд откладывался еще на неделю. Коулман хотел бы, чтобы их здесь не было.

– Пожалуй, тебе стоит обратиться в полицию, Эдвард, – сказала Инес.

– Сначала я должен прочесть газету. Если решу, что нужно, тогда обращусь.

Принесли газету и апельсиновый сок.

Фотография Рея Гаррета, вероятно взятая из паспорта, была размещена на ширину одной колонки первой страницы, а заметка под ней имела длину около двух дюймов. Там говорилось, что Рейбурн Кук Гаррет, американец двадцати семи лет, не возвращался в свой номер в пансионе «Сегузо», набережная Дзаттере, семьсот семьдесят девять, с вечера четверга, одиннадцатого ноября. Его паспорт и личные вещи остались в его комнате. Просьба к тем, кто видел его в тот вечер или после, обратиться в ближайший полицейский участок. Далее говорилось, что Гаррет – сын Томаса Л. Гаррета, проживающего по такому-то адресу в Сент-Луисе, штат Миссури, президента нефтяной компании «Гаррет-Салм». Полиция и американское консульство, видимо, уже разговаривали с родителями Рея по телефону. Но Коулман пока и не думал волноваться.

– Если он в Венеции, то его найдут по этой фотографии, – сказала Инес. – Где он может остановиться без паспорта?

– Ну, если он здесь, то в каком-нибудь частном доме, который принимает постояльцев, – ответил Коулман. – Не всюду спрашивают паспорта.

Инес разлила апельсиновый сок из двух небольших упаковок.

– Обещай мне сегодня же поговорить с полицией.

– А что я им скажу? Что высадил его на набережной Дзатерре и с тех пор не видел?

– Он пошел в сторону пансиона? Ты уверен?

– Похоже, пошел. Я не смотрел – сразу же уехал.

Он понимал, что Инес не успокоится, пока он не сходит в полицейский участок. Он хотел было отказаться, и Инес разозлится на него из-за этого, даже если ему придется расстаться с ней и вернуться в свою римскую квартиру. Но если он не поговорит с полицией, то это сделает она, или Смит-Питерсы, или миссис Перри. В таком случае его имя будет названо, так что наилучший вариант – обратиться в полицию самому. Все это было чертовски неприятно. Коулман много бы дал, чтобы его избавили от этого. Не будь у Рея денег, будь он обычным американским битником, из-за его исчезновения не поднялось бы столько вони, подумал Коулман. Родители Рея, вероятно, телеграфировали в венецианское консульство с просьбой принять все возможные меры.

Поэтому Коулман пообещал этим утром сходить в полицию.

Вместе с Инес он вышел из номера в десять часов и поздравил себя с тем, что ему не придется говорить со Смит-Питерсами, и тут зазвонил телефон. Они услышали звонок из коридора, и Инес вернулась. Коулман направился было к лифтам, но ему хотелось узнать, что скажет Инес, поэтому он вернулся в номер следом за ней.

– Да… О, вот как? Да, нам она тоже звонила… Мы сегодня идем в полицию… В последний раз, когда Эдвард высадил его на Дзаттере ночью в четверг… Нет, я с ним едва знакома. Да-да, конечно, мы так и сделаем, Лаура. До свидания. – Инес повернулась к Коулману и сказала удовлетворенным тоном: – Миссис Перри позвонила Смит-Питерсам. Они не видели газету. Идем, дорогой.

В первом полицейском участке близ Сан-Марко, куда они зашли, Коулман с удовольствием узнал, что старший офицер не слышал ни про какого Рея Гаррета. Полицейский позвонил куда-то и сообщил Коулману, что с ним поговорит другой полицейский. Коулману и Инес пришлось ждать минут десять. Ноги у Инес стали замерзать, и они зашли выпить кофе, после чего вернулись.

Их уже ждал новый полицейский – смышленого вида человек лет сорока с седеющими висками, в опрятной форме. Звали его Делл’ Изола.

Коулман рассказал о том, что приходится тестем Рейбурну Гаррету. Он, синьора Шнайдер и трое других человек видели Гаррета вечером в прошлый четверг около полуночи на Лидо, а сам Коулман отвез его домой на арендованном катере «Марианна II».

– Где именно вы его высадили?

Коулман сказал, что у пансиона «Сегузо» на набережной Дзаттере.

– В котором часу?

Разговор шел по-итальянски, Коулман знал язык неплохо, хотя и не идеально.

– Если не ошибаюсь, в половине второго ночи.

– Он был немного пьян? – вежливо спросил полицейский.

– Нет-нет. Ничуть.

– А где его жена? – спросил Делл’ Изола, держа карандаш наготове.

– Моя дочь умерла около трех недель назад, – сказал Коулман. – На Мальорке, в городке, который называется Шануанс. – Он продиктовал для итальянца название по буквам и объяснил, что его дочь и Гаррет жили там.

– Примите мои соболезнования, сэр. Значит, она была молода?

Сочувствие Делл’ Изолы казалось искренним.

Коулмана неприятно тронул добрый тон полицейского.

– Всего двадцать один год. Она покончила с собой. Я думаю… я знаю, синьор Гаррет очень переживал, поэтому я не могу сказать о том, что он сделал той ночью. Может быть, решил уехать.

Вокруг них собралось трое или четверо полицейских, они слушали, стоя неподвижно, как портновские манекены, только переводя глаза с Коулмана на Делл’ Изолу.

– Он говорил в тот вечер, что собирается уехать? – Делл’ Изола посмотрел и на Инес. Она стояла в нескольких шагах, хотя ей и предлагали стул. – Вы говорите, он пребывал в депрессии?

– Естественно, настроение у него после смерти моей дочери было никудышное. Но об отъезде он ничего не говорил, – ответил Коулман.