Патриция Хайсмит - Те, кто уходят (litres)

Последовало еще несколько вопросов. Не страдал ли синьор Гаррет амнезией? Не пытался ли спрятаться от кого-либо? Не было ли у него крупных долгов? На эти вопросы Коулман ответил отрицательно, добавляя «насколько мне известно».

– Сколько вы собираетесь пробыть в Венеции, синьор Коулман?

– Еще два-три дня.

Полицейский поинтересовался, в каком отеле остановился Коулман, спросил его постоянный адрес в Риме, и Коулман назвал улицу, номер дома и телефон. Потом Делл’ Изола поблагодарил Коулмана за информацию и сказал, что передаст ее в американское консульство.

– Вы присутствовали в тот вечер на Лидо, синьора? – спросил полицейский у Инес.

– Да.

Делл’ Изола записал и венецианский адрес Инес. Казалось, он был доволен, что возглавляет здесь следствие, хотя и сказал, что работает в другом месте.

– Присутствовали ли другие люди? Сообщите мне, пожалуйста, их имена.

Коулман сообщил: мистер и миссис Смит-Питерс, отель «Монако», и миссис Перри, отель «Эксельсиор» на Лидо.

На этом все закончилось.

Коулман и Инес снова вышли на холодную улицу. Коулман хотел посетить церковь Санта-Мария Дзобениго [36], в которой, как он весело сказал Инес, по фасаду нет орнамента с каким-либо религиозным значением. Инес знала об этом и бывала в этой церкви. Она хотела купить пару черных перчаток.

Сначала они отправились в церковь.

В отель они вернулись в четвертом часу и решили отдохнуть. Коулман хотел рисовать, а Инес предложила заказать чай – она промерзла до костей. В четыре зазвонил телефон, и трубку подняла Инес.

– Ой, привет, Лаура, – сказала Инес. Потом несколько секунд слушала. – Что ж, очень мило. – Она в халате возлежала на подушках. – Я должна поговорить с Эдвардом. Они приглашают нас сегодня на ужин в «Монако», а сначала выпить в баре «У Гарри».

Коулман поморщился, но согласился.

В Венеции ему было трудно выдумывать якобы уже назначенные встречи – он почти никого здесь не знал, только троих человек, а их, как назло, не было в городе.

Инес договорилась встретиться в семь часов в баре «У Гарри».

– Да, ходили. Они ничего не знают. До скорого.

Инес и Коулман припозднились. Зал был заполнен уже на две трети. Коулман сначала быстро огляделся в поисках Рея, потом увидел светло-рыжую голову Лауры Смит-Питерс за столиком в глубине зала. Она сидела напротив мужа. Коулман двинулся к ним вслед за Инес. Официанты в белых пиджаках изящно разносили подносы с мартини в небольших прямых бокалах и тарелки с крохотными горячими сэндвичами и крокетами.

– Привет! – сказала Лаура. – Как мило с вашей стороны присоединиться к нам в такой вечер!

На улице моросил дождь.

Коулман сел рядом с Инес.

– Чем вы занимались весь день? – спросила Лаура.

– Ходили в церковь, – сказала Инес. – Санта-Мария Дзобениго.

Они заказали американо для Инес и виски для Коулмана. Смит-Питерсы пили мартини.

– Прекрасный напиток, но очень крепкий, – проговорила Лаура.

Коулман подумал, что мартини бывает слабым только тогда, когда в нем много льда.

– Как простой мартини может быть слабым? – в точку заметил Френсис, и Коулман почувствовал прилив ненависти к нему: с какой это стати он озвучивает его мысли?

Судя по всему, полиция их еще не опрашивала.

Коулман приготовился к жуткому вечеру и исполнился решимости заказать себе еще виски, как только встретится взглядом с официантом. Официант и в самом деле подошел с блюдечком оливок. Он поставил блюдечко и предложил им тарелку с горячими крокетами. Смит-Питерсы согласились, и официант положил каждому по крокету в бумажной обертке, имеющей форму треугольника.

– Вообще-то, я на диете, но живем мы только раз, – сказала Лаура, прежде чем приступить к трапезе.

Коулман заказал виски. Он бросил взгляд на дверь, когда в зал вошли мужчина и женщина.

– Значит, вы сегодня ходили в полицию, Эд, – сказал Френсис, наклоняясь к Коулману.

Волосы у него казались влажными, словно он только-только использовал лосьон.

– Я сказал им то, что знал, а знаю я не много, – ответил Коулман.

– У них есть хоть какие-то соображения?

– Нет. В полицейском участке даже не знали про Рея Гаррета. Они послали за человеком, который тоже почти ничего не знал, но он записал кое-какие мои показания.

Коулман счел, что больше ему рассказывать не о чем.

– Они не говорили, что он мог куда-то убежать? – спросила Лаура.

– Нет.

– Он был в депрессии? – поинтересовался ее муж.

– Не то чтобы очень. Вы же видели его в тот вечер.

Коулман взял оливку.

Френсис Смит-Питерс откашлялся и сказал:

– Я считал своим долгом сходить в полицию. Ну, как соотечественник Рея. Но потом подумал, что, если вы видели его последним…

– Да, – ответил Коулман.

Тенор Френсиса звучал для Коулмана так же неприятно, как циркульная пила. И глаза Френсиса под напускным дружелюбием смотрели настороженно. Если бы Френсис пошел в полицию, то он счел бы себя обязанным сообщить им (конечно, после наводящих вопросов), что Коулман не любил Рея Гаррета и что Гаррет и Коулман обменивались нелицеприятными выражениями. Коулман чувствовал отношение Смит-Питерса. То же самое было и в Лауре.

– Я придерживаюсь того же мнения, – сказала Лаура. – Вы знали его гораздо лучше, и вы видели его последним.

Коулман подумал, что именно Лаура отговорила мужа идти в полицию; впрочем, итальянским Френсис владел довольно слабо, и Коулман вполне понимал его нежелание разговаривать с полицейскими. «Давай не будем высовываться, Френсис. Ты знаешь, Эд его не любил, и мы понятия не имеем, что случилось той ночью». Коулман вполне мог представить такой разговор в их номере.

– Я не знаю района набережной Дзаттере, – сказал Френсис. – Что это за район?

– Там определенно спокойнее, чем здесь, – ответил Коулман.

– А вы, Инес, как считаете, что с ним случилось? – спросила Лаура. – У вас ведь такая интуиция.

– В данном случае?.. Нет, – ответила Инес. – Он… – Она подняла руку в беспомощном жесте. – Я просто не знаю.

– А что вы собирались сказать? – спросил Френсис. – «Он»?..

– Если он впал в такую депрессию, то мог и уехать куда-нибудь… бросить все… Я думаю, такое возможно.

Коулман почувствовал: Смит-Питерсы сомневаются в этой гипотезе и чувствуют, что и сама Инес в нее не верит.

– Переулки, – сказал Коулман. – Переулки Венеции. Если кому-то взбрело в голову ударить вас по голове и отобрать ваши деньги – тут и канал под боком. Скинул туда тело – и концы в воду.

За соседним столом, занятым американцами, было шумно. Смех одного из них походил на собачий лай.

– Какая ужасная мысль! – сказала Лаура, закатывая голубые глаза, и посмотрела на мужа.

– Вы никого не видели поблизости, когда его высаживали? – спросил Френсис.