Софи Ханна - Эркюль Пуаро и Шкатулка с секретом

– Кто? – спросили мы с Пуаро хором.

– Шримп Седдон. Главная героиня всех книг леди Плейфорд. Подозреваю, что Клаудия с самого детства обижалась на свою мать за то, что та любит свою Шримп и проводит с ней столько времени. Стоит только послушать, как леди Плейфорд говорит о своих романах, чтобы понять: ничто на свете не привлекает ее так сильно, как сочинительство. Но Шримп – литературный персонаж, ей никак не отомстишь, а значит, Клаудии во что бы то ни стало нужно было найти предмет, на котором она могла выместить свои детские обиды. Им и стала я.

– Мадемуазель, позвольте задать вам еще один вопрос, – сказал Пуаро. – Не могли бы вы сейчас подробно, шаг за шагом описать, как именно вы обнаружили тело Джозефа Скотчера – что вы увидели, когда вернулись в дом в тот вечер?

– Я ведь уже все рассказала, – ответила Софи.

– Прошу вас.

– Ну, я вошла. Услышала громкие голоса, мужской и женский. Пошла в утреннюю гостиную, откуда они доносились. Увидела Клаудию и Джозефа. Джозеф стоял на коленях и молил о пощаде.

Тот самый Джозеф, который примерно за час до этого умер от стрихнина, напомнил себе я.

– А Клаудия тем временем говорила про эту Айрис: «Это должна была сделать она, но не сделала, и ты убил ее», или что-то в таком роде. Тут я завизжала, Клаудия бросила дубинку и убежала через библиотеку. Почему я снова должна вспоминать весь этот ужас?

Я невольно возгордился, когда Пуаро задал Софи вопрос, который услышал от меня:

– Клаудию Плейфорд видели на верхней площадке лестницы с Рэндлом Кимптоном, когда весь дом сбегался на ваши крики, мадемуазель. Мне известен лишь один путь, каким она могла там оказаться, – взбежав по лестнице еще до того, как начали распахиваться двери. Вы, случайно, не слышали ее шагов по ступенькам? Мне думается, что вы должны были ее слышать, когда она покинула библиотеку. В холле на полу плитка, ковра нет. Да и вам могла прийти в голову мысль, что убийца вашего возлюбленного не должна скрыться. Так что вас могли бы заинтересовать ее дальнейшие передвижения.

Глаза Софи забегали, когда она погрузилась в раздумье.

– Нет, – сказала она наконец. – Я ничего не слышала. Клаудия, конечно, должна была побежать наверх, но… я этого не помню. Я вообще не слышала ничего, кроме своих криков.

Едва мы подъехали к Лиллиоуку, Софи Бурлет выскочила из автомобиля так решительно, словно подозревала, что мы с Пуаро сговорились удержать ее там помимо ее воли, и побежала к дому.

– Все изменилось, Кэтчпул, – с тяжелым вздохом произнес Пуаро, когда мы с ним выбрались на холодный воздух.

– Верно. Пара упругих, розовых почек, и никуда от этого не денешься.

– Кстати, насчет никуда не денешься… Что бы ни говорил теперь инспектор Конри, я должен просить вас задержаться в Лиллиоуке до тех пор, пока я не распутаю это дело. Ваше присутствие благотворно влияет на мои мыслительные процессы. Я готов попросить за вас ваше начальство в Скотленд-Ярде, если это поможет.

– Не надо. Я остаюсь. – Я решил не говорить ему, что уже звонил начальнику сегодня утром, прямо перед дознанием, и что одного упоминания имени Эркюля Пуаро было достаточно для получения желаемого результата. Да мне и самому не хотелось никуда уезжать прежде, чем загадка убийства Джозефа Скотчера будет разрешена.

– Я разберусь в этом деле, Кэтчпул! Можете не сомневаться.

– Я и не сомневаюсь. – Моя вера в Пуаро не уступала не только моему неверию в Конри, но и вере маленького бельгийца в самого себя.

Маленький бельгиец вздохнул:

– Этот случай полон явных противоречий. Сначала Скотчер умирал от болезни Брайта – но нет! Его отравили. Мы верили в две вещи касательно Джозефа Скотчера. Eh bien , обе оказались неправдой.

Я даже не знал, о чем собираюсь спросить, пока слова сами не сорвались у меня с языка:

– Айрис Гиллоу – что, если это она ключ ко всему?

– Что вы о ней знаете? – спросил Пуаро.

– Только то, что Рэндл Кимптон должен сказать нам, кто она такая, – да и то лишь потому, что мне кажется, без нее эта задачка не сойдется с ответом.

– Не совсем так, – раздался голос позади нас, когда мы уже стояли у входной двери.

Я обернулся. Это был Кимптон; он шел к нам, держа руки в карманах длинного серого пальто.

– Я не отрицаю, что Айрис Гиллоу принадлежит важная роль, но не значительная. Тут есть разница. Может быть, войдем? Я обещал рассказать вам все после дознания, а мы и так уже потеряли много времени.

В доме, куда мы вошли, не горела ни одна лампочка; было темно, как в пещере.

– «Брожу я по челу у ночи черной, // Чтобы тебя сыскать» [21], – отчаявшимся тоном сказал Кимптон. – Только у нас еще не ночь, и очень хотелось бы видеть, куда ставишь ноги.

Очутившись в библиотеке, мы сразу зажгли свет, и Пуаро сказал:

– Доктор Кимптон, вы ведь знали, не так ли?

– Что знал?

– Что мистер Скотчер не был при смерти в момент убийства. Что он не страдал не только от брайтовой болезни почек, но и ни от какой другой болезни.

– Что ж… все зависит от того, как вы понимаете знание.

Мы ждали, что он скажет дальше. И Рэндл, казалось, тоже ждал, глядя на нас со своей неизменной очаровательной улыбкой. Через пару секунд он сменил ее на хмурое выражение лица.

– Сильное подозрение – еще не знание, это подтвердит вам любой детектив. Но я вижу, что данная линия расследования не представляет для вас интереса, а потому оставлю ее. Да, я знал, в том смысле, который вы вкладываете в это слово. Я не верил, что Скотчер умирает, не верил, что у него непорядок с почками. Никогда не верил.

– Почему же вы не сказали мне об этом сразу, месье?

– Сразу после убийства Скотчера или сразу после вашего прибытия в Лиллиоук?

– После убийства, – сказал Пуаро.

– Принцип сохранения энергии.

– Не могли бы вы объяснить, что вы имеете в виду?

– Мне не хотелось ни вступать с вами в спор, ни тратить время на уговоры, – сказал Кимптон. – Думаете, вы поверили бы мне на слово, если б я заявил, что умереть от болезни почек Скотчеру грозит не больше, чем мне или вам? Мало есть любителей убеждать всех встречных и поперечных в том, что им предстоит отправиться к праотцам в самом непродолжительном будущем, если на самом деле ничего такого не предвидится. Я же знал, что вы сразу пойдете к Софи или к Эти и станете расспрашивать их о здоровье Скотчера, а они тут же уличат меня во лжи. И что бы вы сказали тогда: «Ну, вы и фантазер, доктор Кимптон. Но это уже слишком. Нельзя же быть таким жестоким», – или еще что-нибудь в таком духе. Однако позвольте вам заметить, Пуаро: в массе нормальных людей, которым и в голову не придет наговаривать на свое здоровье, всегда найдется один, кто именно так и поступит, сколь бы невероятным это ни казалось. Зато теперь нам с вами не о чем спорить: правда и так вышла наружу. Наконец-то.