Софи Ханна - Эркюль Пуаро и Шкатулка с секретом

Но, будучи человеком наблюдательным, я не мог не заметить, что и самые никчемные почки на этом прекрасном острове – точнее, на том прекрасном острове, ведь речь идет об Англии – никогда не мешали Скотчеру получать то, чего ему особенно хотелось. А вот выполнять скучные, повседневные обязанности мешали, да еще как! Однако не стану утомлять вас подробностями. Скажу лишь, что у меня возникли определенные подозрения. Я поделился ими кое с кем из друзей и университетских чиновников, но быстро понял, что неудобная правда никому не интересна – кроме того, что я мог доказать? Скотчер к тому времени уже завел обыкновение подкатываться со льстивыми речами ко всем, кто встречался ему на пути, а не только ко мне, и поэтому никто не хотел думать о нем плохо. Плохо думать – как же! Люди даже не догадывались, что Джозеф Скотчер здоров как бык и при этом лицемерно обводит всех вокруг пальца. Нет, они хотели видеть в нем сходящего в могилу святого.

Я ничего не сказал об этом Айрис, и напрасно, но она вечно твердила мне, что надо быть мягче, добрее – иными словами, больше походить на нее.

Как-то раз я проследил за Скотчером, когда он пошел якобы на встречу со своим лечащим врачом. И нисколько не удивился, обнаружив, что он и близко не подходил к больнице или консультации. Вместо этого он встречался с женой мастера… нет, не скажу, какого колледжа, не хочу доставлять этой леди неприятности. В общем, пока все думали, что Скотчер консультируется со специалистом по болезням почек – мужчиной, – он не без приятности проводил время, прогуливаясь с чужой женой по ботаническому саду и нашептывая ей разные любезности.

По наивности я решил, что раз он так занят этой женщиной, то Айрис ему безразлична, – и ошибся. Я долго не делал Айрис предложение. Как последний дурак, я все тянул да откладывал, дожидаясь какого-то знака, что это самая подходящая девушка для меня. Вообразите же мое потрясение, когда в один прекрасный день она заявила, что Джозеф Скотчер предложил ей стать его женой и она согласилась! Скотчеру она нужна больше, чем мне, объясняла она со слезами. Ведь я силен, а он так слаб.

Вы спросите меня, поделился ли я с ней тогда моими сомнениями. Нет, не поделился. Я молчал о них и раньше, так что заявить о них во всеуслышание теперь казалось мне недостойным поступком, который наверняка поставит под сомнение и мою честь, и мои намерения. Айрис решила бы, что я нарочно приготовился очернить Скотчера в ее глазах. Мне не хотелось унижаться, к тому же, как я уже говорил, никаких доказательств у меня не было. А что, если я все же ошибаюсь? Ну и дураком же я тогда буду выглядеть! Какой человек в здравом уме станет так лгать про свое здоровье, твердил я себе.

Честно говоря, я был так зол на Айрис, что мне даже нравилась мысль о том, что ей предстоит выйти за настоящего шарлатана. Они со Скотчером друг друга стоят, говорил я себе.

А Скотчер полностью сдался на мою милость. Одно мое слово, заявил он, и он скажет Айрис, что не может на ней жениться, хотя они отчаянно влюблены. Ха! И я поймал его на слове. «Да, мне очень хочется, чтобы ты разорвал вашу помолвку и вернул мою девушку мне», – сказал я ему. Видели бы вы его лицо. Он стал заикаться. Плести что-то о том, что я, дескать, плохо подумал, а подумав, пойму, что не смогу быть по-настоящему счастлив с женщиной, которая мне изменила, и с кем – с моим лучшим другом…

Он был прав. Я сказал ему, пусть он забирает себе Айрис и будет счастлив с ней, если сможет. Что до меня, то я больше не хочу иметь с ними ничего общего. И я сдержал слово. Больше я с ними не виделся никогда, ни вместе, ни по отдельности, не считая редких случайных встреч в городе.

Несколько месяцев спустя я получил письмо от Айрис. Она писала, что больше не помолвлена со Скотчером, хотя, конечно, не надеется, что я прощу ее и приму назад. Я не ответил. Но в глубине души мне было интересно, уж не стала ли она подозревать его так же, как подозревал я. В ее письме было что-то неясное о подорванном доверии… впрочем, подробностей я не помню. Я разорвал ее письмо в клочки и сжег их в огне камина.

Вскоре после этого я получил еще одно послание – от Блейка, младшего брата Скотчера, который просил меня о встрече. Разве я мог ему отказать? В конце концов, кому, как не родному брату, знать, болен Скотчер на самом деле или нет, подумал я.

Блейк Скотчер назначил мне встречу в таверне «Скачки». Я отверг его выбор – жуткое местечко! – и предложил кофейню на Куинс-лейн. Он согласился, мы сговорились о времени.

Не знаю, как и описать вам то, что тогда случилось. В конце концов, важна ведь не только сама история, которую рассказывает человек, но и то, как он ее рассказывает. Однако иногда приходится наугад выбирать свой путь и надеяться, что кривая куда-нибудь да вывезет.

В общем, когда я пришел в кофейню, он уже ждал меня там. Помню, я сразу подумал: «Надо же, какое сильное сходство, только у этого волосы темнее да акцент грубее. Сразу видно, что они оба из одной семьи, только почему же этот не стрижет бороду?» И в самом деле, вид у нее был устрашающий: рыжая посредине, к краям она сходила в седину. Пират, да и только!

Однако все мысли об излишках волосяного покрова на лице моего собеседника улетучились у меня из головы, едва я услышал от него, что его брат Джозеф умирает и единственное его желание перед смертью – получить мое прощение. Он очень сожалеет, что позволил своей дружбе с Айрис зайти так далеко, зная, что эта девушка – моя невеста, ну, или почти невеста.

Я спросил, от чего он умирает – от болезни почек? Брат ответил мне, что да. Я спросил его, сколько тому еще осталось, и он ответил: «Месяцы. В лучшем случае, год».

Скажу вам честно – в первый и последний раз в жизни я не знал, что делать. Я понял, что ошибся в Скотчере, что я заблуждался на его счет, так заблуждался, что сильнее нельзя. Конечно, братская верность – это одно, но ни один человек в мире, если только он человек чести, не согласится сказать о своем брате, что тот умирает, если на самом деле это не так.

«Хотя погоди-ка, – сказал я себе, – заступничество брата еще не подтверждение правды. В конце концов, если один Скотчер оказался мошенником, то почему бы его брату не быть вторым?» И я сразу понял, что моя предыдущая гипотеза была чистой химерой.

Пока я обдумывал все это, Блейк Скотчер вдруг заговорил быстрее. «С чего бы это?» – удивился я.

Поймите, я рассказываю вам эту историю именно так, как она происходила со мной, однако это трудно. Все равно я должен постараться.

Итак, впечатление было такое, будто братец Блейк занервничал, но почему? Неужели моя задумчивость показалась ему слишком долгой и глубокой? Или он шел на встречу со мной, полагая, что я брошусь за ним к смертному ложу Скотчера с криками «Все прощено!», и его смутило отсутствие подобной реакции?