Софи Ханна - Эркюль Пуаро и Шкатулка с секретом

– Теперь – это не то же самое, что тогда, – сказал Конри. – Если мы арестуем Клаудию Плейфорд, то события начнут развиваться быстрее и мы скоро узнаем, кто убил Джозефа Скотчера. О’Двайер тоже считает, что это правильное решение.

– Да, – подтвердил сержант. – Вот как я вижу это дело: Софи Бурлет лгунья, а возможно, и убийца, но она видела, как мисс Клаудия напала на Скотчера с дубинкой в руках. А ведь никто больше не пришел и не сказал, что видел с дубинкой в руках кого-то другого, верно? Значит, если кого-то и могли видеть за этим занятием, то только мисс Клаудию. Надеюсь, вы понимаете мою мысль?

– Надеюсь, что нет, сержант, – сказал Пуаро. И посмотрел на меня с тоской в глазах. Я понял, чего он хочет: чтобы я продолжал разговор. Здесь я мог справиться и в одиночку. Ни интуиция, ни оригинальность мышления тут были ни к чему: все, что от меня требовалось, – это твердо придерживаться очевидных фактов.

– Вы совершаете большую ошибку, – обратился я к хранителям покоя. – Во-первых, вы полагаете, что тот, кто набросился на Скотчера с дубинкой, и тот, кто его отравил, – одно лицо, но нет никаких причин придерживаться такого мнения. В столь неординарном случае, как этот, невозможно вообще ничего предположить, не зная заранее мотива – или даже мотивов, если на то пошло. Зачем кому-то убивать Скотчера? И зачем ему хотеть, чтобы причиной смерти считали удары, нанесенные дубинкой по голове, а не яд? Исходя из этого, можно предположить, что мы говорим о двух разных людях. Я бы даже рискнул утверждать это! А что до вашего заявления, О’Двайер, о том, что никого, кроме Клаудии Плейфорд, не застали на месте преступления с дубинкой в руках, то и его можно оспорить, причем совсем с другой точки зрения!

– Вот послушайте: никого больше не обвинили в избиении Скотчера и не застали за этим действием. Это означает лишь одно: остальные либо принимали в нем участие, либо нет. Однако мы знаем, что версия, по которой это сделала Клаудия Плейфорд, полна несоответствий. Скотчер не мог умолять пощадить его; он был уже мертв. Если Софи говорит правду, то как Клаудия Плейфорд могла оказаться на площадке, где ее видели остальные, если никто не видел, как она бежала по лестнице наверх? И почему на белом пеньюаре, в котором Клаудия, по словам Софи, избивала Скотчера, нет ни капли крови?

Я сделал паузу, чтобы перевести дух, и продолжил:

– Джентльмены, Клаудия Плейфорд – единственный персонаж в истории об убийстве Скотчера дубинкой, в истории, которая, как мы знаем, от начала до конца шита белыми нитками. Разве для вас не очевидно, что именно поэтому она меньше чем кто-либо подходит на роль убийцы?

– Кэтчпул прав, джентльмены, – торжественно подтвердил Пуаро. – Прошу вас, не производите этого ареста. Мне уже известно гораздо больше, чем перед дознанием, – серые клеточки Пуаро, они не бездельничают! – и все же картина еще не полна. Я должен предпринять путешествие в Англию. Есть люди, с которыми мне необходимо побеседовать – и Кэтчпулу тоже. Он будет задавать вопросы тем, кто остается здесь, в Лиллиоуке.

– Когда я снова вернусь в Клонакилти, то, если удача будет на моей стороне, я буду знать все. Прошу вас, инспектор… дайте мне всего несколько дней, и никого не арестовывайте до моего возвращения. Любое действие, совершенное без серьезных на то оснований, может привести к катастрофе.

– Англия? – заворчал Конри. – Ни под каким видом! Запрещаю!

О поездке в Англию я тоже слышал впервые; до сих пор мне казалось, что с позавчерашнего дня Пуаро если и продвигается куда-то, то лишь в своих мыслях. Мне будет сильно не хватать его здесь, в Лиллиоуке, но ничего, придется выдержать в одиночку, раз ему так надо туда съездить.

Пуаро ответил на грубость Конри довольно кривой усмешкой:

– Инспектор, как долго вы еще собираетесь… держать нас здесь под домашним арестом? Или вы подозреваете в убийстве меня, Эркюля Пуаро? Bien! Я лишь хотел оказать вам помощь в этом деле. Но если она вам не нужна, я никуда не поеду!

– Инспектор Конри, к сожалению, я вынужден возразить моему доброму другу, – вмешался я. – Если он испытывает необходимость ехать в Англию, то пусть едет. Пуаро не из тех, кто носится с места на место, доводя себя и других до полного изнеможения без причины. Он вообще предпочитает решать любую поставленную перед ним задачу, сидя в уютном кресле и сопоставляя все имеющиеся факты. Уверяю вас, он ни за что не решился бы на поездку, не будь она совершенно необходима. А поскольку сам он слишком скромен, чтобы изложить вам все как есть, позвольте мне сделать это за него: если сейчас он не поедет, то какая-то жизненно важная информация останется неизвестной. Убийство Джозефа Скотчера так и не будет раскрыто, и вам придется с пустыми руками возвращаться в Дублин, к начальству, которое, разумеется, вас не похвалит. И как вы полагаете, они посмотрят на ваши действия, когда узнают, что вы отказали в содействии великому Эркюлю Пуаро? Не лучше ли будет вернуться в Дублин победителем и заявить, что вам удалось заручиться помощью знаменитого бельгийского детектива и что ваша вера в него полностью оправдалась?

Подбородок Конри едва не вдавил узел его галстука в грудную клетку.

– Хорошо, – процедил он через минуту-другую. – Можете ехать.

– Merci [24], инспектор.

Однако благодарный взгляд Пуаро был устремлен на меня. Конри перехватил его и заявил:

– Но только не ходите ко мне плакать, когда у вас ничего не выйдет, и мы все же арестуем Клаудию Плейфорд по обвинению в убийстве! Вам следует стыдиться той тактики, к которой вы прибегли сегодня. Предупреждаю – второй раз со мной такое не пройдет.

– О какой именно тактике вы говорите? – нарочито холодно и сухо спросил я. – Мы пользовались лишь логикой и простым здравым смыслом.

– Оставьте, Кэтчпул, этих двоих все равно не переспоришь, – шепнул мне Пуаро, пока Конри и О’Двайер снова усаживались в автомобиль, который доставил их в Лиллиоук. – Прибегать к здравому смыслу всегда кажется постыднейшей из тактик тому, кто сам не наделен им от природы.

К концу следующего дня мне позвонили.

– Это я, Кэтчпул, – ваш друг Эркюль Пуаро.

– К чему такая официальность, Пуаро? Я и так узнал ваш голос. Да и Хаттон, когда пришел звать меня к телефону, с непривычной для него словоохотливостью сразу предупредил меня, что это вы. Ну, как встретила вас Англия?

– Теперь, когда меня переселили в другую комнату в отеле и подле меня стоит un sirop [25], можно сказать, что неплохо. Первый номер, в который они пытались меня поселить, был дурно обставлен. Обычно я не склонен жаловаться на недостатки временного жилья…

– Ну, конечно же, нет. – Однако про себя я улыбнулся. – Так и вижу, как вы стоически переносите лишения.