Джордж Байрон - Чайльд Гарольд

Кроме XXX–XXXII строф II песни: «Чайльд-Гарольда», Байрон посвятил ей стихотворения: «К Флоренсе» и «Стансы, сочиненные во время грозы» (близ Цицы, в октябре 1809 г.). Мур высказывает мнение, что поэт был влюблен не столько в нее, сколько в свое воспоминание о ней. «У человека, одаренного таким сильным воображением, как Байрон, который, передавая в своих стихах многое из собственной жизни, в то же время примешивал к своей жизни много поэтического вымысла, – трудно, распутывая сложную ткань его чувств, провести границу между воображаемым и действительным. Так, например, здесь его слова о неподвижном и лишенном любви сердце, которое не поддается очарованию этой привлекательной особы, совершенно противоречат некоторым его письмам, а в особенности – стихотворению, сочиненному во время грозы». Говоря это, Мур забывает о разнице во времени: цитированное стихотворение написано всего месяц спустя после отъезда поэта с «острова Калипсо», а строфы «Чайльд-Гарольда» – весною уже 1810 г. По словам биографа Байрона, Гольта, поэт «выказывал к ней страсть, но только платонически. Впрочем, она выманила у него ценный перстень с желтым бриллиантом».

Большинство комментаторов приводит «в опровержение» этих стихов слова Байрона в письме к Далласу: «Я не Иосиф и не Сципион, но смело могу утверждать, что никогда в жизни не соблазнил ни одной женщины». Мур замечает, что эти стихи один из многих примеров байроновской манеры выставлять себя в дурном свете: «Как бы ни была велика распущенность его жизни в коллегии, – такие выражения, как «искусство обольщения» и обман совершенно к нему не применимы».

«Албания заключает в себе часть Македонии, Иллирию, Хаонию и Эпир. Искандер – турецкое имя Александра; в начале строфы содержится намек на знаменитого Скандербега («лорд Александр») {«Георгий Кастриота (1401–1467), Скандербег или Скандер-бей, младший сын одного албанского главаря, был послан, вместе с четырьмя своими братьями, заложником к султану Амурату II. После смерти отца, в 1432 году, он стал продолжать борьбу с турками и, в конце концов, достиг независимости Албании. «Его личная сила и ловкость были так велики, что его храбрость в сражении напоминала романтического рыцаря». Он умер в Лиссе, на Венецианском заливе, а когда этот остров был взят Магометом II, турки, говорят, вырыли его кости и повесили их себе на шею, как талисман против ран или амулет, внушающий храбрость.}. Я не знаю, правильно ли я сделал Скандербега земляком Александра, родившегося в Пелле, в Македонии; но так называет его Гиббон, который, говоря об его подвигах, вспоминает также Пирра».

«Итака». (Прим. Байрона).

Байрон и Гобгоуз отплыли с Мальты на военном бриге Spider во вторник, 19 Сентября, 1809 г. (в письме к матери от 12 ноября Байрон указывает на 21 сентября) я прибыл в Патрас в ночь на воскресенье, 24 сентября. Во вторник, 20, в полдень, они снова пустились в путь, и вечером того же дня видели закат солнца в Мисолонги. На следующее утро, 27, они были в проливе между материком и Итакой; этот остров, принадлежавший тогда французам, остался от них влево. «Мы прошли очень близко», говорит Гобгоуз, «и видели несколько кустарников на бурой заросшей вереском земле, да два маленьких городка на холмах, выглядывавшие из-за деревьев». В этот день путешественники «мало подвинулись вперед». Обогнув мыс св. Андрея, южную оконечность Итаки, они прошли 28 сентября пролив между Итакой и Кефалонией, прошли мимо холма Этоса, на котором стоял так наз. «Замок Улисса», откуда Пенелопа смотрела на море в ожидании своего супруга. К концу того же дня они обогнули мыс Дукато («Левкадскую скалу» – место гибели Сафо) и, пройдя мимо «древней горы», где некогда стоял храм Аполлона, в 7 часов вечера стали на якорь в Превезе. Поэзия и проза не всегда согласны между собою. Если, как говорит Байрон, они «завидели в дали Левкадскую скалу» в осенний вечер, и если над нею, когда они приблизились, уже сияла вечерняя звезда, то они должны были плыть очень быстро, чтобы к семи часам вечера дойти до Превезы, – миль за 30 оттуда к северу. Может быть, впрочем, и Гобгоуз ошибся в обозначении времени.

«Акциум и Трафальгар не нуждаются в объяснениях. Сражение при Лепанто, также кровопролитное, но менее известное, происходило в Патрасском заливе. Здесь автор «Дон-Кихота» лишился своей левой руки.» (Прим. Байрона).

«Левкадия, теперь – Санта-Мавра. Говорят, с этого мыса Сафо бросилась в море («прыжок любовника»)». Прим. Байрона.

«Утесы Сули» – горная область на юге Эпира. Сулийский округ в конце XVIII столетия образовал особую маленькую республику, оказавшую упорное сопротивление Али-паше. «Вершина Пинда», Монте-Мецово, часть хребта, отделяющого Эпир от Фессалии. С моря ее не видно.

«Говорят, что накануне сражения при Акциуме на приеме у Антония было тринадцать царей». (Прим. Байрона).

«Сегодня», писал Байрон матери 12 ноября 1809 г., «я видел остатки города Акциума, близ которого Антоний потерял мир, – в маленькой бухте, где едва ли могли бы маневрировать два фрегата. Единственный остаток древности – разрушенная стена. На другой стороне залива стоят развалины Никополя, построенного Августом в честь его победы».

Речь о Никополе, «городе побед», построенном Августом в воспоминание битвы при Акциуме, в 5 милях к северу от Превезы. «Никополь», развалины которого более обширны, находится в некотором расстоянии от Акциума, где сохранилось лишь несколько обломков стены ипподрома. Эти развалины представляют собою значительные массы кирпичного строения, в котором кирпичи были соединены между собой известью, в кусках такой же величины, как и самые кирпичи, и столь же прочных (Прим. Байрона).

«По определению Пуквилля – Янинское озеро; но Пуквилль всегда ошибается» (Прим. Байрона).

Янинское озеро в древности называлось Памботис. При входе в Сулийское ущелье, где озеро внезапно замыкается, находилось болото Ахерузия, близ которого был оракул.

«Знаменитый Али-паша. Об этом необыкновенном человеке есть неточный рассказ в Путешествии Пуквилля». (Прим. Байрона).

Али-паша (1741–1822), «магометанский Бонапарт», сделался верховным правителем Эпира и Албании, приобрел господство над Фессалийскими агами и продвинул свои войска до пределов древней Аттики. Беспощадный и ничем не стеснявшийся тиран, он был в то же время храбрым воином и искусным администратором. Интригуя то с Портою, то с Наполеоном, то с англичанами, натравливая друг на друга местных деспотов, он пользовался столкновениями враждебных интересов для собственного возвеличения. Венецианские владения на восточном побережье Адриатического моря, перешедшие в 1797 г. к Франции по Кампоформийскому трактату, были отняты у французов. Али-пашой: он разбил в 1798 г. генерала Ла-Сальсетта на равнинах Никополя и овладел, за исключением Порчи, всеми городами, которые и удержал за собою именем султана. Байрон говорит об его «почтенном старческом лице» в Чайльд-Гарольде (II. 47, 62) и об изящной руке в – Дон-Жуане (IV, 45); его отношение к Джафару-паше («в Аргирокастре или Скутари не помню наверно») дало материал для 14-й и 15-й строф 11 песни Абидосской Невесты. Он подробно описал Али-пашу в письме к матери из Превезы, от 12 ноября 1809: «Али считается человеком выдающихся способностей; он управляет всей Албанией (древний Иллирик), Эпиром и частью Македонии; его сын, Вели-паша, к которому он дал мне письмо, управляет Мореей и пользуется большим влиянием в Египте; словом, это один из самых могущественных людей в Оттоманской империи. Прибыв в Янину, я узнал, что Али-паша со своей армией находится в Иллирике… Он услышал, что в его владения приехал знатный англичанин, и приказал коменданту Янины отвести мне дом и снабдить меня всем необходимым бесплатно… Через девять дней я приехал в Теналин… и был представлен Али-паше. Я был в полной форме федерального штаба, с весьма великолепной саблей, и пр. Визирь принял меня в большой комнате с мраморным полом; посередине бил фонтан; вдоль стен стояли красные диваны. Он принял меня стоя, – удивительная любезность со стороны мусульманина, – и посадил меня по правую руку от себя… Его первый вопрос был: почему я, будучи в таком возрасте, покинул свою родину? Турки не имеют понятия о путешествии ради удовольствия). Затем он сказал, что английский резидент, капитан Лик, сообщил ему, что я принадлежу к знатной семье. Он прибавил, что он и не сомневается в моем благородном происхождении, потому что у меня маленькие уши и маленькие белые руки; моя фигура и костюм ему понравились. Он сказал, чтобы я, пока буду в Турции, смотрел на него, как на отца, и что он будет считать меня своим сыном. И в самом деле, он относился ко мне, как к ребенку, присылая мне раз по двадцати в день миндалю и шербету, фруктов и сладостей. Он просил меня посещать его чаще, и по вечерам, когда он был свободен… Его превосходительству 60 лет; он очень толст, невысок ростом, но у него красивое лицо, светло-голубые глаза и белая борода; он очень любезен и в то же время полон достоинства, которым турки вообще отличаются. Его внешность совершенно не отвечает его действительным свойствам, так как он безжалостный тиран, совершивший множество ужасных жестокостей; он очень храбр и такой хороший полководец, что его прозвали магометанским Бонапартом. Наполеон два раза предлагал ему сделать его эпирским королем, но он предпочитает английские интересы и ненавидит французов; он сам это мне сказал»…