Луиджи Лунари - «Трое на качелях» и другие пьесы

Шум остановившейся на мосту мусоровоза. Бомж поднимает глаза, ждет.

Сверху на кучу мусора сыплется воз макулатуры, банок, тряпья и прочего.

Вот и манна небесная… (Подходит к свежему мусору, перебирает его палкой, проверяет пачку сигарет – пуста, пробует зажигалку – не работает. Поднимает обрывок журнальной обложки, разглядывает, читает). Святая Маргарита из Лимы… Ора про нобис… Ну да, нам здесь только святых не хватает, чтобы занялись нами. Молитесь, молитесь за тех, кто нуждается в милости Божией!.. ( Комкает бумагу и бросает обратно в кучу мусора). Ничего интересного!

Звонит мобильный телефон.

Женский голос (из лачуги). Телефон!

Бомж. Это не мой! (Пауза). Я сказал, что это не мой!..

Из лачуги выходит ЖЕНЩИНА, лет шестидесяти. Ее одеяние тоже в неплохом состоянии, может, на ней даже вытертая шубка.

Женщина подходит к мешку, лежащему у входа, роется в нем, выуживает телефон, открывает его.

Женщина. Алло?.. Да, я… Здесь… Не знаю, может, отключил. Он всегда выключает телефон… Да, я поняла. (Отключается. Бомжу). Он пытался дозвониться на твой мобильный, но ты не ответил. Где он? Выключен?

Бомж. Я его выбросил.

Женщина. Почему?

Бомж. Потому что он мне ни к чему. У тебя же есть. Одного вполне достаточно.

Женщина. И куда ты его выбросил?

Бомж (зевнув). Не помню… Он там (показывает на кучу мусора ) … или там (показывает на реку). Мне не нравится, что я доступен каждому, кому приспичит достать меня, когда ему вздумается… От этого у меня чувство, что за мной шпионят. И даже хуже. Что я заключенный с маячком на ноге.

Женщина. Если не хочешь ни с кем общаться, мог бы его не включать.

Бомж. Тогда какая разница, есть он или нет.

Женщина. Ты можешь включать его, когда захочешь.

Бомж. Поскольку я никогда не хочу, я его выбросил… Ладно, схожу за газетой.

Женщина. Подожди минуту. Сейчас он придет.

Бомж. Он поэтому звонил?

Женщина. Да.

Бомж. А почему ты мне сразу не сказала?

Женщина. Я тебе и говорю.

Бомж. Я пошел за газетой.

Женщина. А если он придет, когда тебя не будет?

Бомж. Ничего страшного. Подождет, пока вернусь. (Встает и идет к тропинке).

Женщина. Ты сегодня умывался?

Бомж. Да.

Женщина. И шею мыл?

Бомж. И шею тоже. И даже за ушами!

Женщина. Мне кажется, что ты грязный.

Бомж. Это потому, что вода грязная. Это же обычные промышленные стоки. Полно грязи. Ты должна сказать об этом. Знаешь, кому?

Женщина. Знаю, знаю.

Бомж (уходя). Хозяину фабрики!

Женщина провожает его взглядом, затем опускается на колени на картонную коробку или на что-то похожее, что может сойти за церковную скамейку для коленопреклонения, крестится и, шевеля губами, читает молитву.

Спустя несколько мгновений слышится звук подъехавшего автомобиля. Женщина уходит в лачугу и выходит с одеялом в руках, вешает на ферму моста и начинает выбивать его.

На вершине склона появляется СИНЬОР, он чуть постарше Бомжа, одет со скромной элегантностью: дорогой серый костюм, поверх которого пальто из верблюжьей шерсти.

Некоторое время смотрит на Женщину, затем спускается по тропинке. Подходит к ней, вопросительно смотрит, как бы спрашивая: ну и где он?

Женщина. Пошел за газетой.

Синьор. Когда вернется?

Женщина. Не знаю, зависит.

Синьор. Уфф! Обычно сколько это занимает?

Женщина. Пять… десять минут… Хотя однажды он пришел через два дня.

Синьор. Он тебе не говорит?

Женщина. Этого он сам не знает. Он так поступает не специально. Так у него получается, и все тут.

Синьор вздыхает и недовольно качает головой.

Хочешь сесть?

Синьор. Куда?

Женщина. У нас есть стул.

Скрывается в лачуге, выносит откуда что-то, напоминающее креслице, бывшее когда-то мягким, теперь нечистое и полуполоманное. Ставит рядом с Синьором, который с брезгливой гримасой усаживается в него, стараясь, насколько это возможно, не испачкать костюм и пальто.

Синьор (после паузы). Он должен подписать кое-какие бумаги…

Женщина. Опять?

Синьор. Думаю, что это последние… Если он, конечно, не передумал.

Женщина. Уверена, что он не передумал.

Синьор вздыхает. Женщина вновь принимается выбивать пыли из одеяла.

Долгая пауза.

Синьор.Знаешь… дела идут неплохо. Совсем неплохо. Я даже боюсь, как бы не сглазить. Мы вынуждены были ввести на фабрике третью смену… и на той, что в Румынии, тоже.

Женщина безучастна.

Тебе это не интересно?..

Женщина. Я очень рада за тебя.

Синьор. Почему только за меня? Я даю работу трем тысячам работников: пятнадцать тысяч человек имеют еду и кров, потому что я… потому что мы… Мне кажется, это немало. Я кормлю пятнадцать тысяч человек!

Женщина. То есть тех, кто кормит тебя.

Синьор (с горькой усмешкой). Чьи это слова?

Женщина. Ты сам знаешь, чьи.

Синьор( смотрит на Женщину долгим взглядом, качает головой). Ах, мама, мама!.. (Пауза). Мама!..

Женщина прекращает работу и поворачивается к нему.

Ну зачем, мама?..

Женщина. Зачем что?

Синьор (обводит рукой пространство, с печалью). Зачем… зачем все это! Что случилось?..

Женщина. Он идет. Замолчи.

Синьор (нервно). Замолчи… Почему я должен замолчать! Если он меня слышит, тем лучше. Может, он ответит на мой вопрос! Больше того, именно он и обязан ответить!

Бомж сходит по склону с газетой в руках. Он явно слышал последнюю фразу, но и виду не подал..

(Бомжу). Ты понял меня?

Бомж. Умер Вальтер Скотти.

Синьор. Кто?

Бомж. Вальтер Скотти.

Синьор. А кто это?

Бомж (поправляя). Кто это был.

Синьор. Кто это был?

Бомж. Не знаю. Знаю только, что он умер. Поскольку в газете напечатан некролог. (Разворачивает газету, читает). « Супруга, сын, племянник сообщают о смерти Вальтера Скотти… служащего муниципальной электрической компании».

Синьор. Ты был с ним знаком?

Бомж. Нет. Впервые о нем слышу. (Не отрывая глаз от газеты). Невероятно. Человек умирает, а его жена и сын не находят других слов, кроме того, что он был служащим муниципальной электрической компании!