Тэд Уильямс - Трон из костей дракона. Том 2

Ледяной горный склон обладал какой-то болезненной красотой. Саймон никогда не думал, что лед имеет цвет; да, он не раз видел прирученный вариант, покрывавший крыши и колодцы Хейхолта в джоневер, он был прозрачным, как бриллиант, или молочно-белым. Но Урмшейм в своих снежных доспехах из вспученного и волнистого льда под порывами ветра и лучами такого далекого солнца казался волшебным лесом всех цветов радуги, населенным диковинными существами. Высоко над головами путешественников вздымались огромные ледяные башни, раскрашенные в разные оттенки морской зелени и фиолета. В других местах ледяные утесы трескались и падали вниз хрустальными обломками. И тогда появлялись новые грани, украшенные самоцветами на темно-синем фоне, которые превращались в мозаичную мешанину, точно кубики архитектора-великана.

В одном месте черные кости двух замерзших и давно умерших деревьев стояли, точно забытые часовые, на краю заполненной белым туманом расселины. Ледяная полоса, протянувшаяся между ними, стала тонкой, точно пергамент, под лучами солнца; высохшие деревья казались воротными столбами рая, а лед между ними – мерцающим, тающим веером, превращавшим дневной свет в сияющую радугу рубиновых и оранжевых оттенков, сполохов золота, лаванды и бледно-розового, и все это – Саймон был совершенно уверен – заставляло казаться даже знаменитые окна Санцеллан Маистревиса тусклыми, как вода в пруду или растаявший воск.

Но если бриллиантовая кожа отвлекала внимание, то холод горного сердца строил свои коварные планы относительно незваных гостей. Ближе к вечеру первого дня, когда даже Саймон и его смертные друзья начали привыкать к необычному и осторожному ритму шагов, навязанному им шипами на сапогах Бинабика, – ситхи, презиравшие подобные устройства, совершали подъем почти так же медленно и осторожно, как остальные, – тьма расползлась по небу так внезапно, как чернила по промокательной бумаге.

– Ложитесь! – закричал Бинабик, когда Саймон и два эркинландских солдата с любопытством уставились на небо, где несколько мгновений назад висело солнце. Слудиг, шедший за Эйстаном и Гриммриком, уже бросился на жесткий снег. – Всем лечь! – снова крикнул тролль.

Эйстан уложил Саймона на снег.

Пока Саймон размышлял о том, что такого опасного увидел Бинабик впереди и что делают ситхи, исчезнувшие за поворотом тропы, за юго-восточной гранью Урмшейма, он услышал, как изменился ветер, который вот уже несколько часов завывал, а теперь перешел на пронзительный визг. Саймон почувствовал толчок, его куда-то потянуло, и он изо всех сил вцепился пальцами в лед, прятавшийся под снегом. Еще через мгновение раздался такой оглушительный раскат грома, что у него заболели уши. И, пока эхо первого удара еще носилось по долине внизу, следующий встряхнул его, как Кантака могла бы обойтись с пойманной крысой. Саймон застонал и прижался к земле, а ветер продолжал рвать его одежду ледяными пальцами, гром гремел снова и снова, казалось, огромная скала стала наковальней для гигантского молота в жуткой кузнице.

Буря прекратилась так же внезапно, как началась. Саймон еще несколько долгих мгновений лежал, распростершись, на промерзшей земле, стараясь не шевелиться и прижимая к ней лоб, даже после того, как рев ветра заметно ослабел. Когда он, наконец, сел, в ушах у него звенело, а белое солнце выбиралось из темных туч. Рядом, словно смущенный ребенок, сидел Эйстан, из носа у него текла кровь, а на бороду налип снег.

– Клянусь Эйдоном! – выругался он. – Страдающим, окровавленным Эйдоном и Господом Всемогущим. – Он вытер нос тыльной стороной ладони и тупо уставился на красную полоску, оставшуюся на меховой рукавице. – Что?…

– Нам повезло, что мы находились на широкой части тропы, – сказал Бинабик, поднимаясь на ноги. Хотя тролль был также весь в снегу, он выглядел почти веселым. – Здесь бури налетают очень быстро.

– Быстро… – пробормотал Саймон, глядя вниз. Он умудрился наступить шипами правого сапога на щиколотку левой ноги и, если судить по боли, пробил кожу до крови.

Через мгновение из-за поворота тропы появилась стройная фигура Джирики.

– Вы кого-нибудь потеряли? – крикнул он.

Когда Бинабик ответил, что все целы, ситхи сделал насмешливый салют и снова исчез.

– Я не заметил на нем снега, – с обидой сказал Слудиг.

– Горные бури начинаются быстро, но ситхи двигаются еще быстрее, – ответил тролль.

Семеро путешественников провели первую ночь возле внутренней стены неглубокой ледяной пещеры на восточном склоне горы, тропа осталась всего в пяти или шести локтях от них – дальше зияла черная пропасть. Пока Саймон сидел и трясся от всепроникающего холода, утешаясь, но не в силах согреться от тихих песен Джирики и Ан’наи, он вспомнил, что однажды сонным утром ему сказал доктор Моргенес, когда он пожаловался, что ему приходится жить в крыле для слуг, где нет никакой возможности побыть одному.

«Никогда не делай свой дом в каком-то месте, – сказал старик, которого настолько разморило солнце, что он сумел лишь погрозить Саймону пальцем. – Найди для себя дом в собственной голове. Ты поймешь, что его нужно населить – воспоминаниями, верными друзьями, любовью к знаниям и другими подобными вещами. – Моргенес усмехнулся. – И тогда он отправится с тобой в любое путешествие. И ты никогда не будешь страдать из-за его отсутствия – если, конечно, не потеряешь голову».

Саймон все еще не до конца понимал, что имел в виду доктор; больше всего на свете, это он знал совершенно точно, ему хотелось иметь дом, который он мог бы снова назвать своим. Голая комната отца Стрэнгъярда в Наглимунде стала обладать этим свойством всего через неделю. И все же была некоторая романтика в том, чтобы жить на дороге, превращая в свой дом то место, где ты останавливаешься, как хирка, торговец лошадьми. Но и другая жизнь его тоже привлекала. У Саймона появилось ощущение, что он путешествует уже долгие годы – а сколько прошло времени на самом деле?

Пока Саймон старательно считал, прибегая к помощи Бинабика, когда не мог вспомнить сам, сколько раз обратилась луна, он с удивлением обнаружил, что с тех пор, как он покинул Хейхолт, миновало почти два месяца! Поразительно, но это было правдой: тролль подтвердил его догадку, сказав, что прошло три недели ювена, а Саймон точно знал, что его путешествие началось в злополучную Ночь Побивания Камнями, в последние часы авриля. Как изменился мир за последние семь недель! И – мрачно подумал он, постепенно погружаясь в сон, – по большей части к худшему.

Поздним утром следующего дня отряд поднимался вверх по массивному ледяному уступу, который косо уходил вниз, подобно огромному брошенному свертку, когда Урмшейм нанес новый удар. С ужасающим скрежетом длинный клин льда стал из сине-серого белым, оторвался и заскользил вниз по склону под ногами Гриммрика. Эркинландер успел лишь удивленно вскрикнуть, а через мгновение исчез из вида в образовавшейся расселине. Не успев ничего понять, Саймон почувствовал, как его потащило вперед, он рухнул на снег, отчаянно пытаясь схватиться рукой за ледяную стену; черная расселина приближалась.