Тэд Уильямс - Трон из костей дракона. Том 2

Они подождали час, потом спустились вниз, осторожные, как олени, переходящие поляну. Оказавшись на дне Муар-Брах, сразу побежали к черному свертку, оставленному Скали.

Когда они развернули сверток, мужчины закричали от ужаса и заплакали от бессильной скорби… но Мегвин не проронила ни слезинки, даже после того, как увидела, что Скали и его мясники сделали с ее братом Гвитинном перед тем, как он умер. Когда Эолейр обнял ее за плечи, чтобы увести от залитого кровью одеяла, Мегвин сердито оттолкнула его, повернулась и ударила ладонью по щеке. Он даже не пытался защищаться, лишь смотрел на нее. В его глазах стояли слезы, но Мегвин знала, что появились они не от пощечины, – и на мгновение возненавидела его еще сильнее.

Ее собственные глаза оставались сухими.

Воздух наполнился хлопьями снега, видимость ухудшилась, одежда стала тяжелее, начали мерзнуть пальцы и уши, но Джирики и три его спутника ситхи, казалось, не обращали на это внимания. Саймон и остальные медленно ехали на лошадях, а ситхи легко шагали впереди, часто останавливаясь, чтобы всадники могли их догнать, терпеливые, точно сытые кошки, а их лучистые глаза оставались неизменно безмятежными. Ситхи шли весь день от рассвета до заката, но даже вечером их походка была легкой и уверенной.

Саймон, смущаясь, подошел к Ан’наи, пока остальные собирали хворост для вечернего костра.

– Могу я задать тебе несколько вопросов? – спросил он.

Ситхи поднял на него невозмутимый взгляд.

– Спрашивай, – ответил он.

– Почему дядя Джирики недоволен тем, что принц решил пойти с нами? И почему он взял с собой вас?

Ан’наи поднес тонкую руку ко рту, словно хотел спрятать улыбку, хотя его губы даже не дрогнули. Через мгновение он опустил руку, а выражение его лица осталось прежним.

– Не мне говорить о том, что происходит между принцем и с’хью Кендрайа’аро. – Он мрачно кивнул. – Ну, а на второй вопрос лучше ответит сам принц… верно, Джирики?

Саймон удивленно повернулся и обнаружил, что принц стоит у него за спиной, и его тонкие губы изогнулись в улыбке.

– Зачем я взял их с собой? – спросил Джирики и обвел рукой Ан’наи и двух других ситхи, вернувшихся после разведки вокруг периметра разбитого ими лагеря. – Ки’ушапо и Сиянди – для того, чтобы кто-то присматривал за лошадьми.

– Присматривал за лошадьми? – удивился Саймон.

Джирики приподнял бровь, а потом щелкнул пальцами.

– Тролль, – позвал он через плечо, – если этот юноша твой ученик, ты плохой учитель! Да, Сеоман, за лошадьми – или ты думаешь, что они будут взбираться в горы вместе с тобой?

Саймон в замешательстве опустил голову.

– Но… взбираться? Лошади? Я не подумал о… я хотел сказать, что мы можем их просто оставить. Отпустить?

Это было несправедливо – с самого начала он чувствовал себя в этом путешествии обузой – ну, конечно, за исключением Белой Стрелы, – а теперь ситхи утверждает, что он должен отвечать за лошадей!

– Отпустить? – в резком голосе ситхи появился гнев, но лицо оставалось невозмутимым. – Ты хотел сказать, бросить на верную гибель? После того как их заставили подняться на такую высоту, куда они никогда бы зашли сами, оставить в снежных Пустошах умирать?

Саймон хотел возразить, что он не отвечает за лошадей, но решил, что в его словах не будет смысла.

– Нет, – ответил он. – Нет, нам не следует оставлять их умирать.

– К тому же, – вмешался Слудиг, проходивший мимо с большой охапкой хвороста, – как мы преодолеем снежные Пустоши на обратном пути?

– Совершенно верно, – сказал Джирики, улыбка которого стала шире, он явно был доволен. – Поэтому я взял с собой Ки’ушапо и Сиянди. Они будут ухаживать за лошадьми и все подготовят для моего… для нашего возвращения. – Он свел кончики указательных пальцев вместе, словно хотел показать завершение чего-то. – Ну, а с Ан’наи сложнее. Он пошел с нами почти по той же причине, что и я. – Джирики посмотрел на другого ситхи.

– Честь, – сказал Ан’наи, опустив глаза на переплетенные пальцы. – Я связал Хикка Ста’йа – Носителя Стрелы. Не выказал должного уважения… священному гостю. Я пошел с вами, чтобы искупить свою вину.

– Незначительный долг, – тихо сказал Джирики, – если сравнить его с размерами моего, но Ан’наи сделает то, что должен.

«Интересно, – подумал Саймон, – Ан’наи сам принял такое решение или его каким-то образом вынудили с нами пойти?» Он не очень понимал, что движет ситхи, как они мыслят, чего хотят. Проклятье, они совсем другие, такие неспешные и одновременно хитроумные!

– Идите сюда, – позвал Бинабик. Крошечный язычок пламени трепетал перед ним, и он принялся махать руками, чтобы помочь ему разгореться. – Сейчас мы как следует разожжем огонь, и я уверен, что все заинтересованы в еде и вине, чтобы согреть наши внутренности.

За следующие несколько дней они покинули северный Альдхорт, спустились с последних склонов гор Вилдхельм и вышли на плоские заснеженные Пустоши.

Путников не отпускал холод, преследовавший их каждую ночь и каждый безотрадный белый день – горький, горький холод. Снег постоянно летел Саймону в лицо, жалил глаза, обжигал потрескавшиеся губы. Покрасневшая кожа болела, словно он слишком много времени провел на солнце, и он с трудом удерживал поводья дрожавшими руками. Казалось, его вышвырнули за дверь на холод и наказание продолжается слишком долго. Тем не менее он ничего не мог изменить, лишь каждый день возносил безмолвные молитвы к Усирису, чтобы ему хватило сил дожить до того момента, когда они разобьют лагерь.

«Ну, что же, – печально подумал он, чувствуя, как горят уши даже под капюшоном, – хотя бы Бинабик получает удовольствие».

Тролль и в самом деле оказался в своей стихии – он ехал первым, подбадривал своих спутников, время от времени хохотал от удовольствия, когда они с Кантакой перепрыгивали через огромные сугробы. Долгими вечерами у огня, пока остальные смертные дрожали и смазывали маслом промокшие перчатки и сапоги, Бинабик рассказывал о различных видах снега и признаках, предвещающих лавины, чтобы они подготовились к горам, что неколебимо высились на горизонте, суровые судьи, точно боги в коронах из белого снега.

Каждый день огромная гряда впереди становилась все больше, оставаясь столь же далекой, какое бы расстояние они ни проехали. После недели, проведенной среди невыразительных снежных Пустошей, Саймон начал мечтать даже о пользовавшемся дурной репутацией лесе Диммерског и о самих исполосованных ветрами горах – все, что угодно, только бы не бесконечная белая равнина с пробиравшим до костей холодом.

На шестой день они миновали руины аббатства Святого Скенди, почти полностью занесенные снегом: лишь шпиль часовни высился над белым покрывалом – венчавшее сгнившую крышу железное Дерево, которое кольцами обвивало какое-то существо, похожее на змею. Он вздымался над заиндевелым снежным морем, словно мачта затонувшего корабля на фоне ослепительной белизны.