Тэд Уильямс - Трон из костей дракона. Том 1

– С ней все в порядке, миледи.

– Вы часто с ней встречались при дворе Верховного короля? – Герцогиня Нессаланта наклонилась к нему, приподняв изящно нарисованную бровь.

Герцогиня отличалась суровой красотой немолодой женщины, Эолейр не мог представить, какая часть ее красоты была природной, а какая – результатом искусных манипуляций парикмахера, швей и горничных. Нессаланта принадлежала к той категории женщин, которые заставляли Эолейра – как правило, умевшего вести себя в присутствии прекрасного пола – чувствовать себя не в своей тарелке. Она была моложе герцога, но у нее имелся сын, находившийся в расцвете сил. Что здесь истинная красота, а что лишь уловки? Впрочем, какое это имело значение? Нессаланта была могущественной женщиной, и лишь сам Леобардис оказывал больше влияния на дела своей страны.

– Я не часто бывал в компании принцессы, герцогиня, но я несколько раз разговаривал с ней во время ужина, – ответил Эолейр. – Она по-прежнему прелестна, но, как мне кажется, тоскует по Мермунду.

– Хм-м-м. – Герцогиня отправила в рот кусочек хлеба, затем изящно облизала пальцы. – Любопытно, что вы упомянули об этом, граф Эолейр. Я только что получила известие из Эркинланда, что Мириамель вернулась в замок в Мермунде. – Она заговорила громче. – Отец Диниван?

Сидевший недалеко от них молодой священник оторвался от трапезы. Хотя его скальп был выбрит, как принято в монастырях, вьющиеся волосы были довольно длинными.

– Да, миледи? – спросил он.

– Отец Диниван является личным секретарем его святейшества Ликтора Ранессина, – объяснила Нессаланта.

На лице эрнистирийца появилось удивление, и Диниван рассмеялся.

– Я не думаю, что это следствие моего ума или особых талантов, – сказал он. – Ликтор также берет к себе потерявшихся собак. Эскритору Веллигису это совсем не нравится. «Санцеллан Эйдонитис – не конура», – сказал он Ликтору, но его святейшество улыбнулся и ответил: «Светлый Ард – тоже не детские ясли, однако Великодушный Господь позволяет своим детям там оставаться, несмотря на их проказы». – Диниван пошевелил густыми бровями. – С Ликтором трудно спорить.

– Кажется, вы сказали, – заговорила герцогиня, когда Эолейр рассмеялся, – что, когда вы встречались с королем, он сказал вам, что его дочь отправилась в Мермунд?

– Да, так и было, – ответил Диниван, сразу ставший более серьезным. – Он сказал, что она заболела и придворный лекарь порекомендовал ей морской воздух.

– Сожалею, – сказал Эолейр, глядя мимо герцогини на герцога и старого сэра Флуирена, которые негромко беседовали под шум ужина.

«Для столь утонченных людей, – подумал граф, – придворные Наббана слишком громко разговаривают за столом».

– Ну, – заявила Нессаланта, откидываясь на спинку стула, когда паж поспешил к ней с чашей воды для омовения пальцев, – это лишь доказывает, что нельзя заставлять людей делать то, чего они не хотят. Конечно, в жилах Мириамель течет кровь Наббана, а она солона, как море. Нас нельзя увозить с побережья. Человек должен оставаться там, где он родился.

«И что же, – подумал граф, – ты пытаешься мне сказать, моя обходительная леди? Что мне лучше вернуться в Эрнистир и оставить твоего мужа – и твое герцогство – в покое? Иными словами, быть рядом со своими людьми?»

Эолейр с тоской наблюдал за разговором Леобардиса и Флуирена. Он понимал, что им успешно манипулируют: сейчас он не мог игнорировать герцогиню и вступить в беседу герцога и старого рыцаря. Между тем Флуирен обрабатывал герцога, озвучивая уговоры Элиаса. Или угрозы? Нет, скорее всего, нет. Элиас не стал бы посылать достойного Флуирена, чтобы тот выполнял столь незавидную роль. Для таких целей у него имелся Гутвульф, Рука короля.

Эолейр смирился и вступил в легкую беседу с герцогиней, но мысли его находились далеко. Он не сомневался, что Нессаланте известно о его миссии, которую она не одобряет. Ее любимец Бенигарис весь вечер избегал Эолейра. Нессаланта была честолюбивой женщиной и, несомненно, считала, что Наббан находился бы в надежных руках, если бы оставался под властью Эркинланда – властного и тиранического Эркинланда, – а не язычников Эрнистира.

«И, – неожиданно понял Эолейр, – у нее есть собственная дочь, достигшая брачного возраста, леди Антиппа. Быть может, ее интерес к здоровью Мириамель не просто забота доброй тетушки о племяннице».

Эолейр знал, что дочь герцога Антиппа обручена с бароном Девасаллем, тщеславным молодым дворянином, который в данный момент соревновался в силе рук с Бенигарисом на дальнем конце стола, не обращая внимания на лужу разлитого вина. Возможно, Нессаланта имела другие, более амбициозные планы.

«Если принцесса Мириамель не захочет – или не сможет – выйти замуж… – размышлял Эолейр, – в таком случае герцогиня займется Фенгболдом, чтобы выдать за него дочь. Граф Фальшира более выгодная добыча, чем второсортный барон из Наббана. И герцог Леобардис будет надежно связан с Эркинландом».

Значит, сообразил граф, теперь следует беспокоиться о местонахождении не только Джошуа, но и Мириамель. Какая запутанная ситуация!

«Можно представить, как отнесся бы к этому Изгримнур с его постоянными сетованиями на интриги! Его борода начала бы дымиться!» – подумал Эолейр.

– Расскажите мне, отец Диниван, – попросил граф, поворачиваясь к священнику, – что говорит ваша святая книга об искусстве политики?

– Ну, – умное скромное лицо Динивана стало сосредоточенным, – в Книге Эйдона часто идет речь об испытании народов. – Он подумал еще немного. – Вот одна из моих любимых цитат: «Если твой враг приходит для беседы с мечом, открой ему дверь и говори, но держи свой меч наготове. Если же он будет безоружным, приветствуй его так же. Но если он явится с дарами, поднимись на стену и забросай его камнями». – Диниван вытер пальцы о черную сутану.

– Да, это действительно мудрая книга, – кивнул Эолейр.

Ветер швырял им в лица струи дождя, когда они в темноте бежали на восток, в сторону окутанного тенями подножия горы. Шум сражения в лагере Изгримнура приглушали раскаты грома.

Когда они пересекали мокрую равнину, паническое возбуждение Саймона начало спадать; ощущение исступленной энергии – казалось, он может бежать и бежать сквозь ночь, как олень, – исчезло, дождь и усталость брали свое. Через половину лиги он перешел на быстрый шаг, но вскоре и это давалось ему с трудом. В том месте, где костлявая рука сжимала его колено, сустав стал жестким, точно заржавевшая дверная петля; горло горело при каждом вдохе.

– Моргенес… тебя послал? – прокричал Саймон.

– Позднее, Саймон, – выдохнул Бинабик. – Все расскажу потом.