Джульет Марильер - Арфа королей

– Ты его уже произнесла. Тебе нужна недостающая частичка твоего естества.

Мое сердце отбивает могучий ритм. Не военный марш, не паническое предупреждение и не отступление. Осознание. Музыка возвращения домой.

– Я очень хорошо тебя понимаю.

– Однако… Брокк… Я не хочу тебя принуждать. Не буду ни умолять, ни пользоваться чарами или заклинаниями, не стану угрожать, удерживать силой, прибегать к уловкам, что нередко позволяет себе Маленький народец для достижения поставленной цели. Как в великом деле сотрудничества и мира, так и не в столь значительной сфере наших собственных чувств ты и только ты должен сделать свой выбор. Если пожелаешь, то после Дня летнего солнцестояния можешь уехать из Брефны, и тогда мы с тобой больше никогда не увидимся.

Меня переполняют чувства. И желание – только их часть. Я собирался спросить ее о Дне летнего солнцестояния, об арфе, о том, как собрать все это в одно целое. Но теперь ни голова, ни сердце не готовы. Эрнья расскажет нам обо всем завтра, когда приедет Ливаун. Обещала рассказать.

– Нам надо подождать, – говорю я, поднося к губам ее руку.

От нее исходит аромат меда и роз. Мою щеку щекочет выбившийся локон ее волос. У меня перехватывает дыхание, но сейчас не время терять голову.

– Чтобы жить вместе… чтобы познать плотские утехи… Нам надо подождать, пока я не спою песнь твоего народа и не выполню поставленную задачу. Но ты только что попросила меня что-нибудь исполнить. Ты по-прежнему этого хочешь? Если да, что для тебя спеть?

– Колыбельную, – с улыбкой, обозначающей ее ямочки, отвечает Эрнья, – но колыбельную не для младенца, а для взрослой женщины.

Я выпускаю ее руку, встаю и устраиваюсь с арфой на колене на безопасном расстоянии от нее. Все так же улыбаясь, Эрнья ложится на кровать, кладет голову на подушку, будто чувствуя себя как дома, и смотрит на меня.

– Как замечательно у тебя получается, – шепчет Эрнья, – продолжай, мой бард.

– Стихи довольно сентиментальные, – говорю я, уже задумываясь над тем, как сделать их лучше, хотя сейчас для этого и не время.

– Здесь должен быть еще один куплет, – говорит Эрнья, – в котором тот, кто поет колыбельную, и та, для кого она поется, должны лечь вместе и обняться, ведь хоть ветер в песне и теплый, в их маленьком домике все равно холодно. Но мы, похоже, этого не можем. Нам, как ты и предложил, надо набраться терпения. И знаешь, в предвкушении грядущих радостей есть своя особая прелесть.

Ее бледные щеки розовеют румянцем. В веселых глазах плещется свет. Как легко было бы сейчас отложить арфу, лечь вместе с ней на кровать – хотя для двоих она и узковата – и воплотить слова песни в жизнь. Но я ничего такого делать не стану. Эта песня не для сегодняшнего дня. Это – надежда на день завтрашний и все остальные «завтра», которые за ним последуют.

Канун Дня летнего солнцестояния. Время не такое раннее, как мне хотелось бы. Иллан выводит лошадей, Ливаун отошла в туалет. Мы с Арку сидим в комнате для репетиций.

– Кира нервничает, – шепчет Арку, – но, надеюсь, успокоится, как только вы выступите. Напомни ей пару раз за день поесть и попить, хорошо? А на обратном пути присмотри за ними обоими. Кто знает, в каком состоянии будет Донал? Ты должен быть самым хладнокровным. И не медли, если придется принимать жизненно важные решения. Одни лишь боги знают, почему я на это согласился!

– Сделаю все что смогу, – говорю я и выхожу из комнаты для репетиций, прекрасно осознавая возложенную им на меня ответственность и то, как она может повлиять на мое будущее.

Но о каких жизненно важных решениях он говорит? В отношении Арфы Королей? Я считаю себя умелым, храбрым, физически и умственно состоятельным, хорошо себя контролирующим. В основном. После того, как я провел некоторое время в компании Хозяюшки Джунипер, мне пришлось несколько пересмотреть это мнение. Но одно я знаю наверняка: чтобы дорасти до мужчины, которым я стал сейчас, мне пришлось упорно работать. Но это не значит, что я могу с этим справиться. О том, что лежит за той стеной в лесу, мне ничего не известно. Я ничего не знаю ни о музыке, ни о магии, ни о борьбе за власть, которую ведут друиды и короли. Я могу только одно – обеспечить безопасность товарищей. И надеяться, что втроем мы справимся.

Первый отрезок пути до дома Хозяюшки Джунипер мы преодолеваем быстрым шагом. У меня в поводу запасной конь, рядом скачет Ливаун. Говорить не могу – на дороге то и дело кто-то встречается. К тому же, ее сурово сжатые губы и полыхающие огнем глаза свидетельствуют, что она не расположена говорить.

Ближе к тропе, ведущей к дому сказительницы, мы проезжаем участки выжженной, почерневшей земли, усеянные поваленными деревьями. То здесь, то там виднеются обугленные останки лесных обитателей. Безрассудство Родана. Да будут благословенны боги за тот дождь, что спас дом Хозяюшки Джунипер и все, что простирается за ним.

На развилке проселка Ливаун спешивается. Я смотрю на нее, не понимая, дадим ли мы немного отдохнуть коням и себе, что было бы разумно, или просто оставим на хранение ножи.

– Слезай, – говорит она, – останешься с лошадьми и подождешь меня у Хозяюшки Джунипер. Оружие я оставлю здесь.

Этого, пожалуй, следовало ожидать, но меня ее слова все равно застают врасплох. Пока Ливаун ведет свою лошадь вверх по крутой тропе и привязывает ее на длинном поводу перед домом, я шагаю за ней с двумя другими. Ни Хозяюшки Джунипер, ни ее собаки нигде не видно. Свет внутри не горит, дым над дымоходом не вьется.

Молчать больше нет сил, хотя говорю я совсем тихо.

– Тебе надо сделать небольшой привал. Поесть и попить, дать отдохнуть лошадям. Потом поедешь дальше. Но не одна, а вместе со мной.