Стивен Кинг - Дьюма-Ки

– Да. – Я не сомневался, что рисунок, купленный Кейменом, не окажет дурного влияния ни на его брата, ни на кого-то еще. Свою задачу он уже выполнил.

– Если это может утешить, возможно, смерть Кеймена – всего лишь совпадение… Он был очень милым человеком, но набрал слишком уж много лишних фунтов. Чтобы это понять, хватало одного взгляда.

– Возможно, ты права. – Я не стал спорить, хотя и знал, что она ошибается. – Я тебе еще позвоню.

– Хорошо. – Она замялась. – Береги себя, Эдди.

– Ты тоже. Вечером запри двери и включи охранную сигнализацию.

– Я всегда включаю.

Она разорвала связь. За окнами прибой о чем-то спорил с ночью. Зачесалась правая рука. Я подумал: «Если бы мог добраться до тебя, отрезал бы снова. Отчасти – чтобы ты больше не приносила вреда, в основном – чтобы заткнулась».

Но, разумеется, проблема заключалась не в моей ампутированной руке и не в кисти, которой она когда-то оканчивалась. Все дело было в неком существе в образе женщины, облаченной в красную мантию, которое использовало меня как гребаную спиритическую доску.

– Что? – спросил Уайрман. – Не держи нас в неведении, мучачо, что?

– Кеймен, – ответил я. – Сердечный приступ. Он мертв.

Я подумал обо всех картинах, находящихся в «Скотто». Проданных картинах. Там они опасности не представляли, но, как известно, деньги свое берут. Это даже не мужской закон, это гребаный американский образ жизни.

– Пойдемте, Эдгар. – Джек шагнул к двери. – Я подброшу вас до дома, а потом привезу обратно.

Не могу сказать, что наше путешествие в «Розовую малышку» было безмятежным (пока мы там находились, я не выпускал из руки серебряный подсвечник), но и особенным я бы его не назвал. Кроме возбужденных голосов ракушек под домом, мы ничего не услышали. И не увидели. Я сложил рисунки в корзинку для пикника. Джек взялся за ручки и отнес ее вниз. Я всю дорогу прикрывал ему спину, а когда мы вышли из «Розовой громады», запер дверь на ключ. Как будто это что-то меняло.

По пути в «Эль Паласио» мне в голову пришла мысль… или вернулась. Но я оставил цифровой «Никон» в «Розовой громаде», разворачиваться не хотелось, так что…

– Джек, у тебя есть «полароид»?

– Конечно. «Уан-шот». Как говорит мой отец, «старый, но исправный».

– Завтра, когда будешь возвращаться, остановись, пожалуйста, у разводного моста со стороны Кейси-Ки. Сделай несколько снимков птичек и яхт, хорошо?

– Хорошо…

– И пару раз сними сам мост, прежде всего – подъемные механизмы.

– Зачем? Для чего вам понадобились эти снимки?

– Собираюсь нарисовать мост без подъемных механизмов, – ответил я. – И сделать это, когда услышу гудок, означающий, что мост развели, чтобы пропустить какое-то судно. Я не думаю, что двигатель и гидравлические цилиндры действительно исчезнут, но, может, мне удастся что-нибудь сломать, так что на какое-то время сюда никто приехать не сможет. Во всяком случае, на автомобиле.

– Вы серьезно? Вы действительно думаете, что сможете вывести мост из строя?

– Учитывая, как часто подъемные механизмы ломаются сами по себе, труда это не составит. – Я посмотрел на темную воду и подумал о Томе Райли, которого мне следовало вылечить. И которого, черт побери, убили. – А сейчас мне очень хочется нарисовать себе крепкий сон.

Ищите картину в картине. Увидеть ее иной раз не просто, но она есть всегда. И если вы ее не замечаете, то можете проглядеть целый мир. Мне это известно лучше, чем кому бы то ни было, и не без причины: глядя на фотографию Карсона Джонса и моей дочери (Смайлика и Тыквочки), я думал, что знаю, куда смотрю, и упустил истину. Все потому, что я ему не доверял? Да, и это где-то даже забавно. По существу, я не испытывал бы доверия к любому мужчине, который попытался заявить права на мою дорогую девочку, мою самую любимую, мою Илзе.

Сначала я нашел фотографию его одного, прежде чем докопался до той, где они стояли вдвоем, но сказал себе, что фотография-соло мне не нужна, толку от нее нет. Если я хочу знать о его намерениях в отношении моей дочери, то должен прикоснуться своей магической рукой к ним обоим, в паре.

Я уже делал предположения. Ожидал худшего.

Если бы я коснулся первой фотографии, действительно ее исследовал (Карсон Джонс в рубашке «Близнецов», Карсон в одиночестве), все могло перемениться. Я смог бы почувствовать, что от него не исходит абсолютно никакой угрозы для Илзе. Наверняка бы почувствовал. Но я проигнорировал эту фотографию. И так и не спросил себя почему, если он представлял собой опасность, я нарисовал Илзе одну, разглядывающую все эти плавающие теннисные мячи.

Маленькой девочкой в теннисном платье была, разумеется, она. Как и практически всеми девочками, которых я нарисовал на Дьюма-Ки – даже теми, кто маскировался под Ребу, Либбит или (в одном случае) Адриану.

За единственным исключением: особы женского пола в красной мантии.

Персе.

Прикоснувшись к фотографии Илзе и ее бойфренда, я ощутил смерть: в тот момент не признался в этом даже себе, но ощутил. Моя ампутированная рука почувствовала смерть, повисшую, как дождь в облаках.

Я предположил, что угроза для моей дочери исходит от Карсона Джонса, вот почему так хотел, чтобы она держалась от него подальше. Но он был ни при чем. Персе стремилась остановить меня (думаю, предпринимала отчаянные усилия для того, чтобы я не нашел давние рисунки Либбит и ее карандаши), но Карсон Джонс никогда не был орудием Персе. Даже бедный Том Райли был всего лишь подручным средством, использованным за неимением лучшего.

Я смотрел на картину, но сделал неправильный вывод, упустил истину: смерть, которую я почувствовал, исходила не от него. Она кружила над Илзе.

И какая-то часть меня знала, что я не увидел истины.

Иначе почему я нарисовал все эти проклятые теннисные мячи?

Уайрман предложил таблетку лунесты, которая помогла бы мне заснуть. Искушение было велико, но я отказался. Однако взял с собой один из серебряных гарпунов, и Уайрман последовал моему примеру. С волосатым животом, чуть нависающим над синими трусами, с гарпуном Джона Истлейка в правой руке, он являл собой эдакого Купидона в расцвете лет. Ветер набрал еще большую силу. Ревел за стенами, завывал в дымоходах.

– Двери в спальни оставляем открытыми? – спросил Уайрман.

– Само собой.

– А если ночью что-то произойдет, ори как резаный.

– Вас понял, Хьюстон. И ты тоже.

– С Джеком все будет хорошо, Эдгар?

– Если он сожжет рисунок, безусловно.

– Ты держишься, несмотря на случившееся с твоими друзьями?