Фридрих фон Гаклендер - Европейские негры

– Барону Бранду грозит опасность, а не мне; не смешивай нас, отвечал его собеседник так спокойно, что Йозеф едва не усомнился в своей догадке: – собственно говоря, я мало забочусь о бароне Бранде. Однако, продолжай.

– Они говорили, что вы часто бываете в доме, где воспитывается какой-то мальчик…

– Я бываю в этом доме? О каком доме ты говоришь?

– Простите, пусть не вы, пусть барон Бранд будет человек, за которого я боюсь. Они говорили, что в этом доме будет произведен полициею обыск и что он назначен именно сегодня. Теперь я узнал, что обыск произведен.

– Как? вскричал Бранд, не в силах будучи удержать своего волнения: – произведен обыск?

– Да, произведешь обыск, и полиция нашла в этом доме ребенка, молодого человека, который был у него гувернёром и знатную даму, супругу генерала Вольмара.

– Боже! нашли мою сестру? Сестра моя погибла, говоришь ты? с отчаяньем вскричал Бранд, схватив руку Йозефа. И глаза его помутились, взгляд его был похож на страшный взгляд помешанного. Но через минуту он опомнился от ужаса, и сказал, тяжело переводя дух: – что ж ты скажешь мне еще? Что далее, что было далее?

– Майор Сальм был сейчас у моего господина, и они говорили об этом неожиданном случае. Они осуждали директора полиции за такой скандал, хотя, они говорили, это сделано по просьбе её мужа. Я ходил к этому дому. Он окружен полициею. Мне кажется, что и Лисья Нора скоро будет окружена полицейскими. Я заметил несколько подозрительных фигур, когда проходил сюда.

– Иди же отсюда, Йозеф. Ты мне теперь не поможешь, только погубишь себя, если тебя поймают со мною. Благодарю тебя.

Хозяин гостинницы вбежал с испуганным лицом:

– Полиция окружила наш дом, сказал он: – вы погибли. Вход, который был известен только вам, замечен полициею.

Близость опасности возвратила Бранду всю твердость духа.

– Посмотрим еще, сумеют ли они захватить меня, сказал он голосом, почти совершенно-спокойным. – Мне нельзя теперь у идти моим обыкновенным тайным ходом: попытаюсь уйти по парадной лестнице. Мы дадим буфетчице сигнал повернуть кран и погасить газовые рожки. Потом в темноте вы побежите вниз по лестнице, натолкнетесь на людей, которые стоят у входа, а я буду идти следом за вами, и, почему знать? быть-может, мы проведем этих хитрецов. Смелее же, и все кончится счастливо.

Он дернул шнурок, висевший у камина, и через минуту погасли все газовые рожки в доме. Хозяин гостинницы поспешно пошел к главному входу, стуча и бранясь на неисправность газовой компании, которая не смотрит за исправностью газопроводных труб. За ним шел Бранд, ступая так легко и осторожно, что самое чуткое ухо не расслышало бы шагов его. Внизу лестницы, лишь-только хотел хозяин гостинницы переступить порог крыльца, двое сильных людей схватили его. Он повалился с страшным криком, как-бы от испуга, и увлек их за собою; в тот же миг с необычайною легкостью перепрыгнул через них Бранд, и быстро пробежав через улицу, оглянулся. Люди, стоявшие у дверей, еще не успели освободиться от хозяина гостинницы, боровшагося с ними и напрасно старались подняться на ноги, но четверо других, стоявших в резерве, бежали, чтоб схватить его: они были только в двадцати шагах. «Четверо – защищаться невозможно!» и он бросился бежать. Он, как вихрь, летел по пустым улицам предместья, но не отставали от него преследователи. Он чувствовал, что силы начинают изменять ему; и близки уже были, наполненные прохожими, ярко-освещенные улицы богатой части города, где погибель была неизбежна… но зоркость глаз спасла его: он заметил непритворенную калитку, которая вела в сад: делом одной секунды было для него броситься в нее, притворить ее за собою и задвинуть засовом. Беглец очутился в саду, принадлежавшем к дому директора полиции.

Он вздохнул свободнее: теперь, быть-может, он и спасется.

Он стал прислушиваться к тому, что будут делать его преследователи. Они остановились, добежав до места, где он исчез, и в недоумении осматривали каждый шаг стены, пока нашли калитку.

– Здесь он пропал, сказал один: – видно, что здесь.

– Нечего делать, ускользнул от наших рук, прибавил другой.

– Нет, надобно обыскать сад; двое пройдем кругом, в ворота, а двое останутся здесь сторожить его, сказал третий: – если не найдем, не будем и сказывать директору полиции, чтоб не нажить себе выговора за оплошность; а если найдем, он даст хорошую награду.

Все согласились с этим мнением. Двое остались у калитки, двое другие пошли вокруг квартала, чтоб пройти во двор через ворота, бывшие на другой улице.

Итак опасность не миновалась, напротив, она была неизбежнее, нежели когда-нибудь. Уйти через единственные ворота незамеченным было невозможно: у ворот была гауптвахта, и посторонний человек, выходя со двора, на который не входил, неминуемо был бы задержан, а в это время подошли бы преследователи его – и тогда все будет открыто. Что же делать?

Бранд подумал с минуту и решился на отчаянно-смелый поступок. Он пошел прямо к дому, чтоб пробежать быстро через комнаты, и уйти из дому с переднего крыльца, кинжалом заставив молчать швейцара, если встретит его у подъезда.

Но, проходя через двор, он услышал, что кучера в сарае, запрягая лошадей, разговаривают о том, скоро ли начнется и скоро ли кончится маскарад – «теперь я наверное спасен!» сказал он про-себя, вдруг вспомнив о празднике, назначенном в тот вечер; опасность совершенно изгнала-было у него память об этом. Он твердою поступью вошел на крыльцо, поправил перед зеркалом свой туалет, и, хорошо зная расположение дома, пошел задними комнатами в залу. В корридоре попалась ему горничная, которая вскрикнула от страха, при виде незнакомого и странно-одетого человека: на Бранде был костюм калабрийца, как и всегда, когда он являлся в Лисью Нору.

– Молчи, Луиза, я хочу сделать сюрприз твоей госпоже, сказал он, вкладывая луидор в руку горничной.

– Ах, г. Бранд! это вы! а вас и узнать нельзя – так хорошо вы замаскировались! отвечала она довольным голосом.

Дочь президента полиции, Августа, стояла перед зеркалом, уже совершенно-готовая ехать в маскарад; она также вскрикнула, увидев в зеркале странную фигуру, приближающуюся к ней.

– И вы не узнаете меня, Августа? сказал он, цалуя её руку: – уже-ли даже мой голос позабыт вами?

– Барон! это вы! удивительно, превосходно! Очень-рада вас видеть! Но я узнала бы вас, если б вы и не заговорили со мною вашим обыкновенным голосом. Правда, вы умели придать совершенно-новый вид чертам вашего лица; оно смугло, оно совершенно-изменилось, но я узнала бы вас!

– Милая Августа!.. вскричал Бранд, осыпая поцалуями её руку.

В этом чувствительном положении застала их президентша; она, по обычаю опытных матерей, не преминула кашлянуть, предупреждая о своем появлении, но Бранд не хотел слышать этого сигнала.