Данте Алигьери - Божественная комедия. Чистилище

61. Так точно и о дыме всесожженья,
Там восходившем, ноздри и мой глаз
Меж да и нет вели друг с другом пренья. [363]

64. Царь-псалмопевец, сердцем веселясь,
Скакал там пред кивотом, кроткий видом, [364]
Быв и царем и не-царем за раз. [365]

67. В окне дворца являлась, пред Давидом, [366]
Жена его Мелхола, вниз глядя,
Как женщина, что не простит обидам.

70. И, от Мелхолы дальше отойдя,
Осматривать я стал другие лики,
Белевшие мне в очи близ вождя.

73. Увековечен подвиг там владыки,
Чьи доблести среди его римлян [367]
Григория подвигли в бой великий: [368]

76. То римский император был Траян,
И пред его конем, в слезах, вдовица
Рыдала в скорби от душевных ран.

79. Вкруг цезаря толпа, и ратных лица.
И всадники, и золотых орлов
Над ним по ветру веяла станица. [369]

82. Злосчастная, казалось, средь полков
– О, государь! – молила, – мщенье! мщенье!
Мой сын убит; казни его врагов!

85. И, мнилось, он в ответ: – Имей терпенье,
Пока вернусь! И та: – О цезарь мой! —
(Как человек, в ком скорбь в живом волненье) —

88. Вернешься ль ты? – A он: – Преемник мой
Исполнит долг! – Но та: – К чему указан
Другому долг, когда забыл ты свой!

91. И он на то: – Утешься; я обязан
Свой долг исполнить, прежде чем пойти:
Суд ждет меня, и жалостью я связан, [370]

94. Так Тот, Кому нет нового в пути,
Соделал зримыми все те вещанья, [371]
И чуда нам такого не найти.

97. Пока мне взор пленяли изваянья
Тех образцов смирения живых, [372]
Неоцененные Творца созданья,

100. – Смотри! Оттоль – но шаг их слишком тих! [373]
Шепнул мне вождь, – толпы теней явились;
Где путь наверх, узнаем мы от них.

103. Глаза мои, хоть все еще стремились
Обозревать диковин целый полк,
Не медля тут к поэту обратились.

106. Смотри, читатель, чтоб в тебе не смолк
Глас доброго намеренья при мысли, [374]
Как тяжко здесь выплачивают долг!

109. Забудь жестокость казней, и размысли,
Что в судный день все ж кончатся они;
Зато тех мук последствия исчисли! [375]

112. – Поэт, – сказал я, – то, что в вышине [376]
Там движется: мне кажутся – не тени,
Что ж именно – непостижимо мне.

115. И он на то: – Тяжелый образ пени, [377]
Сужденный им, к земле их так гнетет,
Что был и я смущен сперва не мене.

118. Вглядись же в них, и взор твой разберет,
Что там за люд под грудой камней в свалке:
Смотри, как в грудь себя там каждый бьет! [378]

121. О, христиан род гордый, бедный, жалкий!
Вы, y кого так слаб духовный зрак, [379]
Что пятитесь назад стезею валкой! [380]

124. Поймете ль вы, что человек – червяк,
Родившийся стать бабочкой небесной,
Когда на суд он прилетит сквозь мрак? [381]

127. Чем разум ваш кичится в жизни тесной?
Чем лучше вы неразвитых червей.
Не получивших полный вид телесный?

130. Как для подпоры крыш и галерей,
С сведенными коленами у груди,
Кронштейном служат образы людей,

133. На что глядя, в скорбь истинную люди
От мнимой той приходят: так убит [382]
Был сонм духов, мной узнанных в той груде.

136. Кто больше был, кто меньше камнем скрыт,
Смотря, какой взвален им груз на спину;
Но самый терпеливейший на вид

139. Твердил, казалось: большего не сдвину! [383]

1. Ты, Отче наш, на небесах живущий,
Где царствуешь, но не описан в них, [384]
Любя всех паче первый сонм, там сущий! [385]

4. Твое в нас имя, слава сил святых,
Век да святится, и вся тварь да видит,
Коль сладостно дыханье уст Твоих. [386]

7. Мир Твоего к нам царствия да снидет,
К нему ж, собрав усилья все свои;
Мы не придем, коль сам он к нам не придет. [387]

10. Как доброй волей Ангелы Твои
Приносят жертвы и поют: «осанна»,
Так да творят и люди на земли.

13. Хлеб наш насущный даждь нам днесь: то – манна,
Без нее же вспять отводят нас шаги,
Стремясь вперед, в пустыне сей туманной. [388]

16. И так же, как друг другу все долги
Мы оставляем, так и нам остави,
И не суди нас по делам, Благий!

19. И наших сил, столь бренных в их составе,
Не дай прельстить невидимым врагам,
Но от лукавых помыслов избави.

22. Последний глас мольбы, уж лишний нам,
Не за себя, – за тех возносим, Боже,
Кого в грехах оставили мы там! [389]

25. Так за себя и нас молитвы множа
И разные подъемля тяготы,
Как тот кошмар, что давит нас на ложе, [390]

28. По первому карнизу с высоты
Шли призраки, томясь, но тем упорней
Смывая копоть дольной суеты. [391]

31. Коль молят так за нас в стране той горней,
То что ж должны в сем мире делать те,
В чьей воле есть еще благие корни? [392]

34. Должны помочь им смыть в их нищете
Грязь жизни сей, чтоб в чистом одеянье
Легко взнестись к надзвездной высоте!

37. – О, да ускорит суд иль состраданье [393]
Срок ваших мук, чтоб крылья распахнуть
Могли вы в край, куда вас мчит желанье! [394]

40. С какой руки, скажите, легче путь? [395]
A если два здесь всхода или боле,
То укажите, где отложе круть?

43. Затем что спутник мой здесь, в сей юдоли,
Одет во плоть Адама, почему
Всходить с трудом он должен против воли.

46. Кто дал ответ на эту речь тому,
За кем я шел, я не узнал средь грому; [396]
Но так в толпе ответили ему: [397]

49. – Направо здесь, по берегу крутому, [398]
Идите с нами, и найдете ход,
Где вверх взойти возможно и живому.

52. И не мешай глядеть мне камень тот,
Что гордую мне выю так бесчестно
Пригнул к земле, что уж не зрю вперед,

55. Я б на того, чье имя мне безвестно,
Взглянул, чтоб вызнать: не знаком ли он
Со мной, несущим груз тяжеловесный.

58. Латинянин, в Тоскане я рожден; [399]
Отец мой был Гюльельм Альдобрандеско:
То имя вам знакомо ль средь имен?

61. Кровь древняя, род предков, полный блеска,
Такую мне вселили в душу спесь,
Что общую забыл нам мать и дерзко [400]

64. Стал презирать в душе народ я весь.
За что и пал, о чем все помнят в Сьене
И дети в Кампаньятико поднесь.

67. Я Омберто, и гордостью не мене [401]
Наказан здесь, как и моя родня,
Которая подверглась той же пене.