Торквато Тассо - Освобожденный Иерусалим

На миг он остается пораженным;
Но вспыхивает скоро в нем отвага:
Опасности он хочет разделить,
Стяжать он хочет лавры, что в награду
Сулит ему кровавая равнина.
И восклицает он: «Идем, идем
Немедленно! День наступил, в который
Нам победить иль умереть придется».

Быть может, Небеса, разбить желая
Последние пехоты сарацинов
И в жертву христианам их предать,
Внушают Сулейману эту ярость;
Иль тайное предчувствие, быть может,
Его на шаг безумный побуждает:
Стремительно бросает башню он
И на врагов летит с угрозой смерти.

Летит один и вызов шлет на бой
Один же сотням рук вооруженных;
И вот уж он среди врагов. Отвагой
Его воспламененный, весь отряд
За ним несется вместе с Аладином;
Трусливый забывает все боязни,
Выходит из себя благоразумный,
И не надежда гонит их, а злоба.

И сколько же бойцов Христовой рати
Последнее дыханье испускало
Под мощными ударами султана!
Как молния небесная, насмерть
Разит он неожиданно и быстро.
Предтечею его несется ужас:
Сирийцы-христиане, трепеща,
Спасения искать готовы в бегстве.

Свой строй блюдя, испугу и смятенью
Не поддаются воины Раймунда:
Опасности они не презирают,
Но и бежать не склонны от нее.
Не ведает пощады меч султана:
Добычу ухватив, орел не столько
Являет ярости; в овчарне волк
Опустошений меньше производит.

Имея Аладина во главе,
Не отстают бойцы от Сулеймана,
Как он, неся с собою смерть и ужас.
Однако же Раймунд великодушный
Своих не оставляет без поддержки:
Он видит Сулеймана, узнает
Стяжавшего победу в поединке
И отомстить готов за пораженье.

О, старость роковая! От руки,
Которою уж был сражен однажды,
Он без сознанья падает вторично.
Вмиг сто щитов над ним простерты кровлей,
И сто мечей направлены в него;
Султан же удаляется внезапно,
Врага на произвол судьбы бросая:
В его глазах он мертв иль безопасен.

Свой меч всесокрушающий он с места
На место переносит постепенно,
И подвигов невероятных ряд
Везде его вещает появленье.
Но вскоре жертв уж больше не хватает
Для ярости убийственной его;
Тогда он, жаждой крови опьяненный,
Без отдыха стремится к новым схваткам.

Через обломки стен на поле битвы
Он вылетает вихрем смертоносным;
Не остывая в рвенье боевом,
И воины его за ним несутся.
Вокруг себя распространяя ужас,
Неверный довершить победу хочет;
Хоть христиане держатся еще,
Но стойкость их напоминает бегство.

Гасконцы отступают в беспорядке;
Сирийцы же рассеянные ищут
Приюта, где Танкред вкушает отдых.
Их крики уж доходят до него;
Встает он, как ни слаб, глядит и видит:
Лежит в пыли сраженный граф Тулузский,
Из воинов же часть готова сдаться;
А часть в смертельном ужасе бежит.

Недремлющая доблесть оживляет
Героя угасающие силы
И кровь, еще оставшуюся в нем,
Воспламеняет бодростью воскресшей.
Тяжеловесный щит еще способен
Поднять он ослабевшею рукою;
Другою меч хватает он и в бой
Несется, восклицая громогласно:

«Несчастные! Опомнитесь! Иль вы
Хотите, чтоб Раймундовы доспехи,
Украсив эти храмы, послужили
Как памятник его геройской славе
И вашему бесславию? Тогда
В Гасконию вы лучше возвращайтесь
И сыну графа вашего скажите,
Что предали отца его, как трусы».

Излив негодованье, все еще
И слабый и без лат, готов сразиться
Он с тысячью бойцов вооруженных.
Раймунда прикрывает он огромным
Своим щитом, и падают бессильно
Перед преградой мощной все в нее
Направленные стрелы и удары;
А меч неверных натиск отражает.

Передохнув под сенью недоступной,
В сознание приходит старец вскоре;
Встает, и гневом и стыдом пылая,
И варвара, нанесшего удар,
С угрозой ищет взором искрометным.
Но нет врага, и поиски напрасны:
Тогда, весь трепеща, он на других
И месть свою, и ярость обращает.

И весь его отряд, такого ж гнева
Исполненный, за ним стремится следом.
Отвага пробуждается в сердцах
У христиан, а ужас переходит
В неверных вместе с гибелью и бегством.
Раймунд в кровавой мести ненасытен,
И новых жертв десятки искупают
Бесчестье, нанесенное ему.

Пока из благороднейших голов
Снимает с плеч одну он за другою,
Нежданно случай иль судьба наводит
Его на похитителя Солима.
Нанесши старцу в лоб удар ужасный,
Таких еще наносит двадцать он;
И, умирая, падает маститый
На землю, над которой был владыкой.

Двоих вождей лишившись, предаются
Неверные отчаянью и страху;
Одни в порыве ярости себя
Врагам на жертву сами обрекают;
Другие в башне уцелевшей тщетно
Пытаются убежище найти.
Туда за побежденным вслед проникнув,
Победу довершает победитель.

И сломлена последняя твердыня.
Защитники на ступенях ее
Последнее дыханье испускают.
Восходит на вершину граф Тулузский
И водружает там в виду двух ратей
Победоносный крест. А Сулейман
Тем временем уж отбежал далеко
От города и мчится прямо в свалку.

И землю окровавленную он,
И груды тел надменно попирает.
Владычество и праздник смерти всюду
Встречает взор его воспламененный.
Вдруг видит он, что конь без седока
И без узды блуждает по равнине,
Хватает он немедленно поводья
И, на спину вскочив коню, несется.

Присутствие его в сердцах неверных
Живит испугом скованную храбрость:
Является он с блеском лишь на миг,
Но это – яркий блеск стрелы небесной,
Что на обломках самых пышных зданий
Неизгладимый след свой оставляет.
О, сколько жертв! Но между ними две
Должны быть миру памятны навеки.

Джильдиппе! Одоард! О, если только
Мои стихи переживут века,
За ними ваши подвиги и ваши
Несчастия последуют, как тени:
Все возрасты людские вашу нежность
И ваши добродетели восхвалят,
И верные любовники рассказ
О вашей смерти горестно оплачут.

Джильдиппе устремляется в разгар
Резни и Сулейману два удара
Наносит: в бок его глубоко ранит
И пробивает щит насквозь. Жестокий,
Узнав ее тотчас же, восклицает:
«Вот без стыда и совести чета!
Несчастная! Веретено с иглою
Пристойней для тебя, чем твой поганец».