Майкл Крайтон - Парк юрского периода

– О чем это он? – спросил Хаммонд.

Доктор Хардинг знаком дал понять, что Малкольм, наверное, просто начал бредить. Малкольм хитро подмигнул и сказал:

– Хотите, я вам объясню, «о чем это я»? Практически любой вид могущества требует значительных жертв от того, кто этого могущества жаждет. Таков принцип ученичества, он существует многие века. И неважно, какое именно могущество вы желаете обрести. Стать президентом компании. Получить черный пояс по карате. Стать гуру, духовным наставником. Чего бы ни пожелал достичь человек – чтобы это получить, он должен потратить свое время, накопить знания и практический опыт, одним словом, он должен затратить определенные, и весьма немалые, усилия. Чтобы много получить – нужно многое отдать взамен. Желанное могущество должно очень много значить для человека, который его жаждет. И тогда, когда он получит то, к чему стремился, – это будет его собственное, неотъемлемое, заслуженное могущество. Его уже никак нельзя отнять – оно в самом человеке, в его натуре. Это в буквальном смысле плод его собственных усилий. И вот что особенно интересно в этом процессе, – продолжал Малкольм. – К тому времени, когда человек, например, в совершенстве постигнет искусство убивать голыми руками, он к тому же становится настолько зрелым и сознательным, что очень серьезно обдумывает, когда стоит применять свои умения, а когда – нет. То есть приобретенное таким образом могущество как бы несет в себе встроенный механизм контроля. Усилия, затраченные на приобретение могущества, внутренне изменяют человека настолько, что он не станет злоупотреблять своей силой.

А могущество, которое дает современная наука, подобно унаследованному богатству, – оно дается человеку безо всяких усилий. Достаточно просто прочитать о том, что сделали другие, и все – вот и сделан очередной шаг к могуществу. Можно начать учиться и в очень молодом возрасте. Можно очень быстро наращивать свое заемное могущество. И не понадобится десятки лет упорно трудиться, приобретая свой собственный научный опыт и знания. Учитель здесь тоже не особенно нужен – на старых, умудренных жизнью ученых никто сейчас не обращает внимания. Не требуется никакого смирения перед природой. В философии современных ученых важно только одно – как-бы-побыстрее-разбогатеть и как-бы-поскорее-сделать-себе-имя… Мошенничество, ложь, фальсификации – все допустимо, все идет в ход. Плохо, когда это делает кто-то другой, не ты и твои коллеги, – вам можно все! И никто не посмеет вас за это осудить. Никаких идеалов просто не существует. Все занимаются одним и тем же – пытаются сотворить что-то великое, и как можно быстрее!

А стоя на плечах у гигантов, можно очень высоко дотянуться – и очень быстро сотворить что-нибудь этакое. Пускай вы даже не понимаете толком, что вы создали, но вы уже объявили об этом, запатентовали это и пустили в продажу. А у того, кто это купит, сознательности и ответственности еще меньше, чем у вас. Покупатель просто приобретает могущество за деньги, покупает, как любую другую собственность. Покупателю даже в голову не придет, что в обращении с могуществом необходима какая-то сознательность…

Хаммонд снова спросил:

– Вы понимаете, о чем это он?

Элли кивнула.

– А я что-то потерял нить разговора… – признался Хаммонд.

– Тогда объясню попроще – для тех, кто не понял, – сказал Малкольм. – Мастер карате не убивает людей голыми руками. Он не выходит из себя и не убивает свою жену. Убийцами становятся люди, в которых нет выдержки и внутренней дисциплины, люди безответственные и несознательные – те, которые получают способность убивать на дурняк, купив в магазине какой-нибудь дешевенький пистолет. И именно такой тип могущества разрешает и всячески поощряет современная наука. Именно поэтому вы и считаете, что создать парк развлечений, вроде вашего, очень просто.

– Но это же действительно просто! – возразил Хаммонд.

– Тогда почему у вас с ним столько неприятностей?

Руки Джона Арнольда дрожали, а голова шла кругом от волнения, но он все же сумел открыть дверь технического отсека и проскользнул внутрь. Господи, ну и темнотища! До него не сразу дошло, что так и должно быть – ведь, если электричество отключено, свет гореть не будет. В лицо Арнольду пахнуло прохладным воздухом подземелья, он кожей ощутил темную глубину двух подземных этажей, в которых размещался технический отсек. Так, теперь нужно отыскать помост и узкую лесенку, по которой рабочие спускаются вниз. И надо идти поосторожнее, а то недолго и шею свернуть в такой темноте.

Где же лестница?

Арнольд вытянул руки и медленно пошел вперед, нащупывая путь, как слепой. Но вскоре он понял, что это бесполезно. Так он ничего не найдет. Надо как-нибудь осветить этот подвал. Арнольд вернулся к двери и немного приоткрыл ее – сантиметров на десять. Через такую щель внутрь проникало достаточно света. Но только дверь была на пружине и захлопывалась автоматически. Арнольд быстро скинул один туфель и подпер им дверь.

Теперь, при свете, он сразу же разглядел лестницу и направился туда. Он шел по помосту из рифленого железа, прислушиваясь к эху своих шагов: один шаг звонкий, другой – мягкий, тихий. Неважно, зато теперь здесь хоть что-то можно разглядеть. Лестница, по которой можно спуститься в подвал, к генератору, была совсем близко, всего в десяти метрах от входа.

И вдруг снова стало темно.

Свет исчез.

Арнольд обернулся к двери и с ужасом понял, что свет заслонило тело велоцираптора, который подошел к двери, нагнулся и стал обнюхивать его туфлю.

Генри Ву нервно расхаживал по комнате. Он трогал руками панели компьютеров, прикасался к экранам мониторов. Ву не мог усидеть на месте и постоянно двигался. Он почти обезумел от нервного напряжения.

Генри в сотый раз перебирал в уме всю последовательность действий, которые ему предстояло совершить. Надо будет сделать все очень быстро. Как только засветится первый же монитор, он наберет…

– Ву! – захрипела рация.

Он схватил аппарат и нажал нужную кнопку:

– Да, это я! Слушаю!

– Ну что, включилось это хреново электричество? – Это говорил Малдун. Но его голос звучал как-то странно, как-то гулко, что ли?

– Нет еще! – сказал Ву. Он улыбнулся, радуясь, что Малдун остался жив.

– Арнольд вроде бы смог прорваться в техотсек, – сказал Малдун. – Хотя, вообще-то, точно я не знаю…

– Где ты сейчас? – спросил Ву.

– Залез в трубу.

– Что?

– Залез в какую-то сраную трубу! – заорал Малдун. – И мной сейчас кое-кто очень интересуется!

«Скорее даже не залез, а втиснулся в трубу», – подумал Малдун. Неподалеку от Гостевого центра, считай, что на заднем дворе, были сложены в кучу обрезки водопроводных труб. И Малдун, как какой-нибудь загнанный заяц, успел за несколько секунд протиснуть свое тело внутрь трубы, которая оказалась ближе всех. Метровая труба была слишком тесным вместилищем для такого крупного мужчины, как Малдун, но, по крайней мере, велоцирапторы уж точно не смогут забраться в трубу следом за ним.