Майкл Крайтон - Парк юрского периода

– Признаться, я не совсем понимаю, почему это вас так беспокоит? – сказал Грант и зевнул.

В воздухе отчетливо пахло серными испарениями вулканических источников. Вездеходы добрались до той части дороги, которая лежала вдоль береговой линии. Отсюда открывался вид на пляжи и океан.

– Это разновидность взгляда на мир, – сказал Малкольм. – Манделброт открыл однообразие всего, от меньшего до большего. То же однообразие, не зависящее от масштаба, наблюдается и в событиях.

– В событиях?

– Вот, возьмем хотя бы цены на хлопок, – сказал Малкольм. – Сохранились записи точных цен на хлопок на протяжении более ста лет. Если внимательно изучить график колебания этих цен, то выяснится, что форма графика всегда примерно одинакова, какой бы промежуток времени ни рассматривался – будь то один день, неделя, год или десять лет. И так – во всем. В каждом дне отражается вся жизнь. Вы начинаете с чего-то одного, а заканчиваете чем-то совсем другим; отправляетесь в командировку, а попадаете совсем не туда, куда собирались… И даже в самом конце жизни все человеческое существование точно так же бессистемно. Вся жизнь человека имеет ту же форму, что и один день.

– Что ж, это тоже мировоззрение, – проронил Грант.

– Нет. Это мировоззрение – единственное, которое позволяет реально воспринимать действительность, – заявил Малкольм. – Видите ли, принцип однообразия явлений, заложенный в теорию фрактальности, указывает на неизбежность возвратов к тому, что уже было. Явления могут повторяться внутри самих себя, а это значит, что заранее предсказать развитие событий невозможно. События могут внезапно меняться, причем совершенно неожиданным образом.

– Ну, хорошо…

– Но люди привыкли тешить себя иллюзиями. Мы воображаем, что любая внезапная перемена – это что-то выходящее за пределы нормального, за границы обычного порядка вещей. Несчастная случайность, вроде автомобильной катастрофы. Или же нечто от нас не зависящее – как смертельная болезнь. Мы не желаем признавать, что внезапные, резкие и непредсказуемые изменения на самом деле естественным образом заложены в ткань существования. А ведь все обстоит именно так, – продолжал Малкольм. – И теория хаоса учит, что прямых линий в природе просто не существует, хотя мы привыкли верить в них – поскольку все в жизни, от физики до воображения, казалось бы, убеждает нас в том, что они есть. Но линейность насквозь искусственна, на самом деле прямых линий не бывает. Реальная жизнь – это цепочка сменяющих друг друга взаимосвязанных событий, которые появляются одно за другим, как бусины на нитке. Жизнь – это нескончаемая последовательность случайностей, каждая из которых может повлиять на последующие совершенно неожиданно, непредсказуемо, а иногда и губительно. – Ян Малкольм откинулся на спинку сиденья и задумчиво смотрел на другой электромобиль, ехавший в нескольких метрах впереди них. – Такова истинная сущность внутреннего устройства нашей Вселенной. Но мы, непонятно по какой причине, упорно стараемся этого не замечать и ведем себя так, будто ничего подобного не существует.

И вдруг оба вездехода внезапно остановились.

– В чем дело? – спросил Грант.

Отсюда было видно, как дети, сидевшие в передней машине, показывают пальцами в сторону океана. Грант посмотрел туда и увидел невдалеке от берега темный силуэт лодки, которая привозила на остров припасы. Лодка медленно шла в сторону континента, возвращаясь в Пунтаренас.

– Почему мы остановились? – поинтересовался Малкольм.

Грант включил интерком. В динамике зазвучал голос девочки, которая возбужденно кричала:

– Смотри, смотри, Тимми! Видишь, они там!

Малкольм прищурился и посмотрел на лодку.

– Они говорят о лодке?

– Очевидно, да.

Тут из передней машины выпрыгнул Эд Регис и бегом подбежал к Гранту с Малкольмом. Заглянув в окно машины, Регис сказал:

– Вы меня простите, но эти дети будто взбесились. У вас есть бинокль?

– Зачем он вам?

– Девчушка как будто увидела что-то на лодке. Как будто какое-то животное… – сказал Регис.

Грант схватил бинокль и, облокотившись о край окна, стал смотреть в сторону океана. Вот он нашел темный продолговатый силуэт продовольственной лодки. Уже совсем стемнело, и лодка была почти не видна – только бортовые огни ярко светились на фоне темно-багрового сумеречного неба.

– Ну как, видите что-нибудь? – спросил Регис.

– Пока ничего особенного, – ответил Грант.

– Они прямо внизу, – подсказала Лекс по интеркому. – Смотрите, они внизу!

Грант чуть опустил бинокль и стал просматривать нижний край лодки, вдоль ватерлинии. Лодка была очень широкая, вдоль каждого борта по всей длине судна тянулись щитки-волнорезы. Но в такой темноте Грант ничего не смог толком разглядеть.

– Нет, ничего не видно…

– Но я их вижу! – кричала Лекс. – Вон там, сзади. Смотрите, там, сзади!

– И как малышка видит в такой темноте? – удивился Малкольм.

– Дети очень хорошо видят, – сказал Грант. – Мы с вами давно успели позабыть, какое острое зрение было у нас в детстве.

Он медленно перевел взгляд в сторону кормы и вдруг тоже увидел животных. Их темные маленькие фигурки мелькали среди таких же темных контуров кормовых надстроек. Грант увидел животных мельком, но даже при таком плохом освещении сумел разглядеть, что эти животные высотой больше полуметра, стоят прямо, на двух задних ногах, и удерживают рановесие, балансируя длинными толстыми хвостами.

– Ну что, увидели? – спросила Лекс.

– Да, я их вижу, – сказал Грант.

– Что это за зверьки?

– Это рапторы, – ответил Алан. – Детеныши рапторов. Их там двое. А может, и больше.

– О господи! А лодка идет на континент! – воскликнул Регис.

Малкольм пожал плечами:

– Нечего так волноваться. Свяжитесь по радио с центром управления и скажите, пусть отзовут лодку обратно.

Эд Регис просунул руку через окно и схватил с приборной панели радиопередатчик. Послышалось шипение, хриплый треск статических разрядов и щелканье переключателя – Регис быстро переключал рацию с одного канала на другой, но все равно никак не мог выйти на связь с базой.

– Что-то тут не так, – сказал он. – Рация не работает!

Он бегом бросился к первому вездеходу. Грант и Малкольм видели, как Эд Регис нырнул внутрь, но скоро повернулся к ним и крикнул:

– С этой рацией тоже что-то не так! У нас вышли из строя обе рации. Я не могу связаться с базой!

– Тогда поехали дальше, – сказал Грант.

А в центре управления Роберт Малдун стоял и смотрел в широкое окно, из которого открывался прекрасный вид на весь парк. Ровно в семь часов вечера по всему острову автоматически включились кварцевые прожекторы, и раскинувшийся далеко к югу парк стал похож на полотнище черного бархата, усеянное причудливыми сияющими бриллиантами. Роберт Малдун больше всего любил смотреть на парк именно в это время суток. Тут в радиоприемнике послышался треск статических разрядов.