Роман Назаров - Цветы не растут на плитах

Я услышал шум у себя над головой, обернулся. Мне в лицо ударила неожиданная вспышка – Вовка щелкнул меня, свесившись в проем в потолке. Илья сидел рядом с ним и с интересом смотрел вниз.

- Как вы туда забрались?

- Видишь, там комнатка?

- Это в которой кровать стоит?

- Да. Там довольно легко забраться.

Тараканы! – захотелось сказать. Когда нашли? Мне и в голову бы не пришло искать подъем на чердак в бывшей комнатушке для ночного сторожа!

Я забрался наверх, как оказалось, последним. Гена уже осторожно пробовал ногой гнилой настил.

- Лучше не ходи по доскам, – посоветовал я и двинулся по потолочной балке, перебегая между столбами, поддерживающими крышу. Но нам быстро наскучило на чердаке, и мы снова один за другим спустились вниз.

В моем мозгу крепло подозрение, что в деревне мы тоже никого не найдем. Мы видели на карте места, около названий которых стояла пометка «нежил.», и давно мечтали побывать в таком селении.

Ферма с деревней не сообщалась, а тропинка, по которой мы ехали сюда, вела в обход деревни к шоссе. Я продрался прямо через траву вместе с велосипедом туда, где должна была иметь место деревенская улица. Наконец переднее колесо провалилось в колею, я приподнял руль и шагнул вперед, с усилием раздвигая грудью высокую траву и предполагая выйти на дорогу, но оказался в таких же высоких зарослях. В это трудно поверить – улицы нет! Когда-то утоптанная до каменной твердости земля теперь ничем не отличается от почвы на поле.

Я продолжаю шагать к перекосившемуся дому. Вблизи он не несет отпечатка заманчивой тайны, а вселяет неуверенность и угнетает своей угрюмой молчаливостью. Глубокие трещины в бревнах как морщины.

Я провалился во вторую колею и убедился – да, здесь была дорога. Оборачиваюсь на остальные дома, что стоят в ряд вдоль улицы… бывшей улицы. И только теперь, видя фасады, обнаруживаю, что во всех домах заколочены окна.

Мы обходили дом за домом. Все они были пусты: ни мебели, ни каких-либо предметов обихода. И все аккуратно взломаны с черного хода. Какие «деликатные» работали мародеры! Находки наши были немногочисленны и экзотичны, чего и следовало ожидать. Вовка, довольно ухмыляясь, показал нам алюминиевый протез с корявым башмаком. Гена – пространную инструкцию от сеялки. В бане (единственной на деревню) мы нашли кучу железа: ухват, чугунок, две кочерги. Я загорелся желанием забрать чугунок с собой, и парням пришлось силой его отобрать у меня и поставить на место, потому что он был тяжел.

Я прислушивался к своим чувствам и не мог их понять. Ликование кладоискателя сильно разбавлялось забитым в голову с детства страхом перед чужим имуществом, пусть и очевидно брошенным: я вздрагивал от каждого шума снаружи. Примешивалась горечь недоумения, было жалко эти дома, быстро тонущие в высокой траве, с окнами, смотрящими в никуда… Словно танки, погоревшие в Великой Отечественной и оставленные на поле битвы. Всего на двадцать километров южнее каждая деревня кипела жизнью. Пройдешь по улице – у каждого дома курицы, гуси, тянет коровьим навозом, не один раз успевают облаять собаки … и, конечно, люди. Любая покосившаяся от древности лачужка, волей случая лишавшаяся хозяина, становилась предметом жестокого торга. Не верилось, что крепкие, добротные избы никому не нужны. Почему ушли люди?

Мы поняли, из-за чего покосился дом, стоящий на отшибе. Покидая его, хозяин подрубил две диагональные сваи, отчего дом сел одним концом на землю, а противоположным высоко задрался в небо.

Я нашел в одном из домов кружку. Взял ее в руку и подивился: посудина сложной, затейливой формы, с толстыми стенками и ручкой толщиной с мой палец, почти ничего не весила. Из чего же она сделана? Я решил взять кружку с собой на память.

Но мне не давала покоя ее легкость. Возраст кружки говорил о том, что это никак не может быть пластик. Керамика, металл? Чтобы определить это, достаточно было дойти до лагеря и отмыть посудину в ручье. Но на меня нашло какое-то нетерпение, хотелось узнать немедленно. Мне пришло в голову, что если она из глины, то непременно треснет от удара. И в состоянии странного ступора я принялся колотить кружкой о стену. После очередного удара от нее отпал кусок. Я вздрогнул и как будто проснулся. Я же хотел взять ее с собой! После этого осталось единственное чувство – желание уйти из места, над которым и так висел призрак беды, а мое праздное любопытство усилило распадок. Я приложил отвалившийся кусок на место. Держится… Поставил кружку на пол и поспешно вышел из дома.

Перед тем, как вернуться в лагерь, мы еще дошли до крайнего дома, в котором намедни видели свет. Дом был обитаемым, это не вызывало сомнений, но на наш неуверенный стук никто не вышел.

После возвращения готовили обед, разговаривать не хотелось. Девчонки спали и при нашем прибытии не проснулись. Неугомонные Ильюшка с Вованом опять сели на велосипеды и поехали в другую деревню, что пряталась за орешником через ручей. Вернулись меньше, чем через час, подсели к костру и рассказали забавный эпизод.

Влетев в деревню, они вспомнили мое желание узнать, до каких же мест мы доехали, и решили спросить ее название. За поворотом они наткнулись на забавнейшего старикана в военной фуражке с помятым козырьком, без кокарды, и в зеленом кителе непостижимо устаревшего образца. Вежливо поздоровались, спросили, как называется деревня. Дед приставил руку к уху и прошамкал: «Ась?» Они повторили вопрос. Он опять не расслышал. Потом опять и опять. Этот диалог с односторонней связью мог бы продолжаться и дальше, но тут к дедку подошла девушка и сказала, что деревню зовут Алехино. Все было ясно, но уходить от старика, не добившись контакта, им показалось невежливым. Вовка гаркнул ему: «Мы хотели узнать, как деревня называется!» - на что старикан проорал в ответ: «Алехино, моп вашу ять, чего еще вам надо?» Парни поторопились удрать.

Ближе к вечеру мы еще раз сходили искупаться, а потом долго-долго пели песни, разогревая бесконечные котелки с чаем. Потом вспомнили, что у Ильи в рюкзаке спряталась бутылка «Черного Лекаря». Мы думали, что выпьем ее, когда доедем до самой дальней точки – за успех. Но поскольку в этот день мы так и не сдвинулись с места, то бутылка до самого вечера пролежала забытой. Дольше ждать было бессмысленно, мы выпили ее на шестерых и совсем не опьянели. Зашел разговор о музыке. Все началось с того, что я – единственный, кто может на ходу подобрать аккомпанемент, зная мелодию. Но я наотрез отказался подбирать «Маленькую лошадку». Такой разговор быстро перетекает в идеологическую плоскость: что считать роком, а что приравнять к поп-музыке. За эту тему очень трудно браться, и все же она неминуемо возникает в обществе, где хотя бы два человека считают себя меломанами. Необязательно быть меломаном – достаточно считать себя таковым.