Сергей Чевгун - Мои пятнадцать редакторов (часть 2-я)

— Думаю, вам надо взять академический отпуск, — посоветовал он. — Отдохнете, обдумаете всё, не торопясь, а там, глядишь, опять ко мне в семинар вернетесь.

Хороший, наверное, был совет. Но я им так и не воспользовался.

Рассчитавшись в тресте, я устроился грузчиком в ближайшее кафе и стал готовиться к отъезду. До сих пор не пойму, почему изо всех республик, краёв и областей Советского Союза я снова выбрал Сахалин. Наверное, карта такая попалась — без надписей. Их ещё называют контурными. В школе на уроках географии такими детишек мучают. Разглядел я на карте знакомый контур, туда и рванул.

Видать, не всё ещё я повидал на острове. Не всех, кого надо, встретил. Иначе, зачем мне надо было туда возвращаться — по третьему разу?

До сих пор меня мучает этот вопрос. Ищу — и не нахожу ответа.

1.

И вот он, всё тот же остров. Институт я бросил, работы нет, жилья тоже нет. И вакантных мест в сахалинских газетах пока не предвидится. Самое время подумать о Рио-де-Жанейро. Или податься в управдомы.

Но прежде я попытал удачу в отделе кадров Долинского целлюлозно-бумажного завода.

— В сульфатно-целлюлозный цех пойдете? — предложили кадровики. — Сначала учеником, через месяц вам разряд присвоим, профессию получите — диффузорщик-промывщик. Заработки у нас неплохие, и общежитие есть…

Словом, уговорили.

Долинский ЦБЗ давно уже обанкротился, не выдержав конкуренции с заграничной упаковкой. А в 83-м это градообразующее предприятие считалось довольно успешным. Завод выпускал оберточную бумагу, незаменимую в сфере торговли: надо же во что-то продукты народу заворачивать! В стране победившего социализма бумага шла нарасхват.

Построенный ещё при японцах, Долинский ЦБЦ за полвека извёл немало сахалинского леса. Технология изготовления бумаги изысками не отличалась. Древесину перемалывали в щепу, засыпали её в котлы, добавляли едкий натрий и варили часа четыре. Готовую массу перекачивали в сульфатно-целлюлозный цех, отмывали чёрным щёлоком и подавали на бумагоделательную машину. А дальше все просто: только успевай сматывать бумажную ленту в рулоны и отгружать потребителю. Зарплата сама тебя найдёт.

Нас, промывщиков, рулоны не интересовали. Наше дело было подготовить сваренную массу для подачи в бумагоделательный цех. Система простая: стоят четыре огромных барабана, они опущены в ванны с чёрным щёлоком разной концентрации. Барабаны крутятся, и щепа, разваренная до киселеобразного состояния, последовательно перегоняется из ванны в ванну, пока не отмоется от едкого натрия. Потом по трубопроводу подаётся в смежный цех, там доводится до готовности — и на бумагоделательную машину. Нет проблем!

Проблемы появлялись, когда рвалась сетка на барабане: попадётся в массе недоваренный сучок — и готово дело. Приходилось срочно останавливать барабан и латать прореху точечной сваркой. Стоило чуть замешкаться, как ванна тут же наполнялась до краёв, и горячая масса начинала заливать цех. Ниагарский водопад, да и только.

И тогда начинался аврал. Дворники отдыхали, когда бригада бралась за швабры и шланги. Управдомы пили горькую. А мы торопливо скребли-отмывали цех, пока он не начинал блестеть как гривенник.

Бывало, намаешься за смену, смоешь с себя под душем трудовой энтузиазм, и так хорошо на душе становится, что по дороге с работы непременно в чипок завернёшь. Это такая пивная метрах в трехстах от проходной. Пиво так себе, типа "Осенний дождь", в смысле, разбавленное, зато с рыбной закуской никаких проблем. Долинск — городок сахалинский, здесь каждый первый — рыбак и каждый второй — браконьер. Не злостный, а так себе — браконьер-любитель.

Ловить есть где: рядом с Долинском протекает рыжая от глины река Найба. Начиная с июля, ставят здесь "шутки" — небольшие жаберные сети без наплавов, но с грузами. Привяжет любитель сеть к длинному шесту, опустит как флаг в тихую заводь, сядет где-нибудь в сторонке — и шутит. В смысле, ждёт, пока горбуша сходу в сеть-паутинку не врежется. Дёрнется рыба назад, а голову из ячеи уже не вытащить — жаберные крышки мешают. Так и торчит, пока на берегу не окажется. А любителю много ли надо? Нашутит себе штуки четыре горбушины — и домой, котлеты вертеть, икру на зиму готовить.

Да что там — Найба? Прямо через городок протекает малюсенькая речка без имени-отчества. Местные жители называют её просто — речка N 19. Воды в ней — воробью по пояс. Однако же и здесь с начала хода горбуши на нерест начинается движение. Ползет по ночам горбуша на животе в верховья — икру метать, и нет ей никакого дела до ржавого железа и старых автомобильных покрышек, которыми усеяна речка. А уж на любителей горбуша и вовсе не обращает внимания. Берёшь её из воды голыми руками и кладешь себе в сумку, сколько надо. Или пока не увидишь, как, пригибаясь к земле, подкрадываются к тебе инспекторы рыбнадзора. И здесь уж не зевай, уноси ноги вместе с рыбой. Но лучше всё-таки её отпустить: может, до верховьев и доберётся.

Зимой 84-го в Южно-Сахалинске проходил областной семинар молодых писателей. В основном, собрались поэты: В. Ксенофонтов, Л. Баженова, С. Завьялова, Р. Хе, Ю. Немнонов… Список далеко не полный, и это понятно: стихи пишут сотни людей, публикуются — десятки. А в памяти всегда остаётся лишь несколько имён: запоминаешь сначала стихи, а уж потом только — фамилии.

На обсуждение я дал повесть "Аквариум". Ругали её минут сорок. Договорились до того, что назвали повесть политически незрелой вещью, а автора обвинили в сознательном сгущении красок. О публикации, понятно, и речи быть не могло. Тогда же, на семинаре, и прозвучала из уст Б. Репина сакраментальная фраза: "Повесть? Чевгуна? Напечатать? Только через мой труп!" Тогда это прозвучало с большим эффектом.

Досталось на семинаре и молодому поэту В. Семенчику, приехавшему после Минского университета на Сахалин — работать в областной газете. Стихи у Володи были свежие и талантливые, однако автору всыпали по первое число. Не иначе как "мэтры" действовали согласно фразе, приписываемой А. Твардовскому: "Молодых надо топить, как слепых котят!"

Семинар мне памятен тем, что я познакомился с прозаиком А. Тоболяком. Он был в числе немногих, кто хорошо отозвался о моей повести.

— Главное, не бери в голову, — сказал мне Тоболяк в кулуарах. — Хорошую прозу пробивать всегда тяжело. Думаю, годика через три-четыре её всё равно напечатают.

Так оно и получилось: в 88-м повесть была опубликована в альманахе "Сахалин", причём безо всякого криминала. Началась перестройка, и надобность в трупе поэта Репина отпала сама собой. Да издательство в этом и не нуждалось.

…Полтора года я промывал целлюлозу и отдыхал от Куйбышева. А потом снова потянуло в газету. В конце августа на север острова отправился очередной писательский десант: поэт А. Тарасов, прозаики А. Тоболяк и О. Кузнецов, редактор Сахалинского книжного издательства А. Смирнов. Накануне отъезда я попросил Тоболяка узнать там, на севере, о вакансиях в газетах.