Журнал «Пионер» - Пионер, 1954 № 07

Чехова интересовала детская речь, детские словечки. В записных книжках, куда он заносил на память характерные мелочи, среди других слов записано и детское выражение «зададу», то есть «задам» («Я тебе зададу!»). Но не только внешне детское занимало Антона Павловича. Он внимательно вглядывался в души детей, тревожился за их будущее. О своей Таганрогской гимназии у него сохранились невесёлые воспоминания. Может быть, именно поэтому ему особенно хотелось, чтобы у детей были хорошие школы, умные, образованные учителя, непохожие на «злобного хорька» - учителя Беликова, которого он описал в своём рассказе «Человек в футляре».

«Учитель должен быть артист, художник, горячо влюбленный в свое дело», - говорил Антон Павлович Горькому.

В ялтинский дом часто заглядывали молодые учителя. Как-то к Антону Павловичу пришёл издалека пешком сельский учитель и рассказал, что у них в селе закрывается школа из-за недостатка средств. Антон Павлович тотчас же отдал этому учителю 500 рублей - все деньги, которые тогда были в доме, и этим спас школу.

Но, конечно, самое яркое свидетельство любви Чехова к детям - это его рассказы. О ком бы из ребят ни писал Чехов - о несчастном ли Ваньке Жукове, отданном в ученье сапожнику, или же о крохотном Грише, гуляющем с нянькой по бульвару, - он как бы становится на место своего героя, перевоплощается в него. Его глазами смотрит он на мир, его жизнью живёт. В каждом из ребят, даже самом маленьком, видит он особый характер и глубоко понимает его, а такое понимание доступно лишь тем, кто внимательно и любовно относится к душевной жизни маленьких и больших.

В круглой вазе в кабинете лежит груда 1визитных карточек, которые принято было в то время оставлять, приходя в гости. На них стояли имена и фамилии посетителей. На одной из таких карточек мы читаем: «А. И. Куприн».

И нам вспоминается то, что рассказывал сам Куприн… В дни своей молодости он жил в Ялте в очень трудных условиях, очень нуждался. Тогда он познакомился с Чеховым. Антон Павлович тепло и по-дружески уговаривал молодого писателя работать у него в доме и, понимая, что тот попросту голодает, очень мягко и осторожно убеждал его обедать у них.

«Нельзя, хозяйка ждёт», - отнекивался смущённый писатель.

«Ничего, подождёт, - говорил Антон Павлович, делая вид, что вполне верит Куприну. - Когда я был молодой и здоровый, я легко съедал по два обеда, а вы, я уверен, отлично справитесь и с тремя».

Тот же Куприн рассказал историю плаката, висящего в кабинете. Этот плакат «Просят здесь не курить» заказал журналист Гиляровский, возмущённый тем, что посетители курят в комнате Чехова. Табачный дым был в высшей степени вреден больному Антону Павловичу, но ему казалось неловким напоминать об этом людям.

А вот ещё одно «вещественное доказательство» деликатности Чехова. В саду стоит гипсовый, ярко раскрашенный пёс - вещь совершенно безвкусная, аляповатая, никак не «чеховская». Это чудовище подарила Антону Павловичу одна дама. И дама была надоедливая, и подарок её Чехову совсем не нравился, но всё же подарок был сделан от чистого сердца. И Антон Павлович поставил его на лестничной площадке.

«Знаете, я сам этого гипсового пса боюсь, - признавался он, - а убрать его как-то неловко. Обидится».

Не правда ли, какой деликатный, мягкий, может быть, даже чересчур мягкий человек?

Но вот перед нами другой документ, который тоже хранится в ялтинском доме. Это копия письма, посланного Чеховым в Академию наук в марте 1902 года. Письмо это написано при таких обстоятельствах. Незадолго до этого Горький, так же как ранее Чехов, был избран в почётные академики. Но царь Николай II выразил недовольство по поводу этого решения: не пристало, чтобы почётным академиком был революционер Горький. В Академии перепугались, объявили свои же собственные выборы «недействительными» и тут же лишили- Горького звания, которое сами только что присудили. Едва Чехов услышал об этом!, он тотчас же написал в Академию письмо, в котором говорил, что совесть его не может мириться с подобными вещами, и сам отказался от звания почётного академика.

Письмо это написано резко и гневно. Такое письмо мог написать человек, обладающий крепкой волей, настоящим мужеством. Таким и был в решающие минуты мягкий и деликатный Чехов.

В Ялте Антон Павлович прожил около четырёх с половиной лет. Здоровье его всё ухудшалось, и последние дни он часто работал в постели, в узенькой белой спальне, примыкающей к кабинету. Здесь возле

Кровати стоит столик, на котором Мария Павловна подготовляла всё, что нужно было писателю для работы. Здесь до сих пор лежит раскрытый журнал, который читал Чехов в последний день своего пребывания в Ялте.

1 мая 1904 года Чехов выехал из Ялты сначала в Москву, а оттуда вместе с женой, артисткой Ольгой Леонардовной Книппер, в Германию, на курорт Баден-вейлер.

После отъезда Антона Павловича в Ялту в течение нескольких дней приходили бандероли на его имя, по родные не распечатывали их без него. Так, нераспечатанные, и лежат они до сих пор на письменном столе в кабинете. Это каталоги с описанием растений и цветов, которые Чехов так любил.

2 (15) июля 1904 года в Ялту пришла страшная весть: Антона Павловича не стало. В тот год Мария Павловна посадила под окном его кабинета кипарис… С тех пор прошло пятьдесят лет. Теперь это - высокое, красивое, мощное дерево.

Великолепно разросся сад, посаженный руками Антона Павловича. Тополи и кедры стали ветвистыми и могучими, но вместо прежних вишен пришлось посадить другие: вишнёвые деревца недолговечны. Но попрежнему молодо благоухает «Вишнёвый сад», написанный в Ялте Чеховым. Люди любят и читают его пьесы и рассказы; все приезжающие в Ялту обязательно приходят в белый домик-музей, а некоторые даже специально ради этого приезжают издалека. Перебывало здесь и множество ребят: артековцы - частые гости в чеховском домике, приезжали сюда китайские и румынские пионеры…

«Чехов - наш любимый писатель. Мы очень любим читать его книги», - пишут ребята в книге отзывов. А некоторые обращаются прямо к Антону Павловичу: «После посещения Вашего дома у нас осталось впечатление, как будто мы с Вами были близкие, родные, как будто мы просто не застали Вас дома…»

И, пожалуй, с таким же чувством покидают все ялтинский домик Чехова.