Журнал «Пионер» - Пионер, 1954 № 07

- Вот именно. И ты не можешь винить меня за то, что я хочу, чтобы Тони оправдал мои надежды. Будь у нас много денег, может быть, всё было бы иначе. Но у нас их нет. Тони придётся самому пробивать себе дорогу.

- Ты думаешь, он её не пробьёт? Почему? Он добрый и умный мальчик.

- Как ты не понимаешь, почему?

А его дикие выдумки? Похоже, что он рассказывает их просто ради удовольствия. Какой же из него выйдет человек, если он всё время лжёт?

- Ты несправедлив! - воскликнула мать, - Тони - хороший мальчик. Он лжёт вовсе не всё время, только…

- Только насчёт этой двери.

- Ну что ж, он придумывает, всякие сказки об этой старой двери. И я не вижу в этом большой беды.

- Может быть, ты и права, - пробормотал отец. Он ее хотел признаваться, что дверь беспокоит его и даже немного пугает. Слишком уж правдоподобны эти выдумки Тони. - Может быть, может быть. Но что же будет с мальчиком, если он не умеет отличить правду от вымысла?

- А ты попробуй поговори с ним ещё раз об этой двери.

- Нет, хватит с меня! Я уже говорил с ним. Знаешь, что я думаю сделать? Я достану доски и гвозди и заколочу эту дверь, чтобы он никогда больше не смог открыть её.

Вот тут-то Тони, как был в пижаме, с торчащими во все стороны вихрами, соскочил с кровати и выбежал на кухню.

- Лучше не трогай мою дверь! - сказал он. - Если ты заколотишь мою дверь, я уйду через неё и не вернусь к вам…

Тони и хранитель музея

В этот день Тони не пошёл в школу. На Мотт-стрит это было не в диковинку: здешние ребята любили побездельничать, но Тони прежде никогда не отлынивал от занятий. А всего удивительней, что он и сам не понимал, почему он так поступил сегодня.

Конечно, дело тут не обошлось без волшебной двери. Тон» почти верил в то, что выполнит свою вчерашнюю угрозу: уйдёт через дверь и никогда больше не вернётся. То есть он и верил в это и вместе с тем не верил. Он любил отца и мать, они у него были очень хорошие. Но теперь он чувствовал себя таким обиженным и отвергнутым ими, что мысль навсегда уйти из дому не оставляла его, хотя от неё больно сжималось сердце. По ту сторону волшебной двери все почему-то понимали его, и всё происходило именно так, как ему хотелось.

На старом милом Манхэттене, куда Тони попадал через волшебную дверь, никогда не шёл дождь. Там всегда сияло солнце, и славный Новый Амстердам, похожий на игрушечную деревушку,, так уютно лежал в южной части острова. Дети голландских поселенцев весь день проводили в играх. Вертелись крылья ветряных мельниц, и по небу плыли белые пушистые облака. Всё было таким, каким и должно быть, каким! и хотел все видеть Тони. И когда сегодня он решил не ходить в школу и пойти туда, через дверь, он снова представил себе, как там хорошо.

Но, с другой стороны, он остался дома не только из-за двери. Ему казалось, что он не может больше войти в- класс и встретиться с мисс Клэтт и ребятами. Да и зачем ему идти к ним, спрашивал он себя. Вот почему Тони принял такое решение. А приняв его, разбил свою маленькую глиняную копилку и набил карманы центами - сбережениями всей своей жизни.

Мать Тони тревожилась. Как ей объяснить мальчику, что они с отцом сердятся и резко разговаривают с ним потому, что любят его и беспокоятся о нём? Ребята понимают любовь и заботу по-своему, совсем не так, как взрослые.

Кроме того, Тони не мог разделить их беспокойства по поводу волшебной двери. Эта дверь - самое замечательное, самое интересное, что есть в его жизни, зачем же отцу с матерью огорчаться из-за неё?

Мать Тони отчасти понимала сына. Ей хотелось сказать Тони, как много он значит для неё и отца, в нём все их надежды и чаяния. Но как объяснить всё это одиннадцатилетнему мальчику?

В это утро она должна была навестить свою больную сестру, у которой было двое маленьких детей. Собираясь в дорогу, она думала: «Вот если бы помочь чем-нибудь сестре! Послать бы её и ребят в горы, чтобы все они отдохнули, погрелись на солнышке».

Eй и в голову не приходило, что она сама так же бедна, как и сестра, что ей тоже не мешает пожить несколько недель за городом. Такой уж была мать Тони.

Отец Тони только что ушёл на работу. Пока Тони одевался, мать приготовила ему завтрак: поставила на стол миску с овсяной кашей, стакан молока, намазала кусок, хлеба Маслом, - и всё время она повторяла про себя слова, которые собиралась сказать сыну. Тони сел к столу и принялся за свой завтрак, а мать села напротив и смотрела на него, на его круглое лицо и курносый нос. Она так любит его! Ей даже захотелось заплакать, но она сдержалась и оказала:

- Не обижайся на папу, Тони. Он очень беспокоится и поэтому так с тобой разговаривает.

- А зачем он грозится заколотить мою дверь?… - пробормотал Тони.

- Он не сделает этого. Просто у него так много забот, а тут ещё ты начинаешь говорить про свою дверь… Это. его совсем выводит из себя.

- Никому я ничего плохого не делаю моей дверью, - ответил Тони.

- Но, Тани, неужели ты не понимаешь, что все эти. сказки о двери - просто чепуха? Неужели ты думаешь, что тебе кто-нибудь поверит?

- Старый доктор Форбс верит. Он даже попросил меня принести что-нибудь оттуда, из-за этой двери.

- Ох, лучше уж оставим эту дверь в покое, Тони! Мне нужно сходить в больницу. Когда кончишь завтракать, собери посуду в таз и беги в школу.

Мать ушла, а Тони остался один и медленно, в задумчивости доел свой завтрак. Потом собрал посуду, взял книги и пошёл вниз. Но решение не ходить в. школу уже созрело в нём, и он отправился на задний двор.

Двор был залит ярким утренним солнцем. Тони уселся на старой кроватной сетке. Пусть поэты говорят всё, что угодно, но весеннее солнце на заднем дворе на Мотт-стрит, пожалуй, светит ярче, чем в любом другом уголке земного шара: ведь, наверно, нигде больше солнце так не украшает жизнь, как на заднем дворе на Мотт-стрит. А если ценность явления измеряется нуждой в нём, то не остаётся никаких сомнений в качестве солнечного света на Мотт-стрит.

Сидя на сетке и не сводя глаз с двери в заборе, Тони погрузился в раздумье. Почему все так враждебно относятся к волшебной двери? То есть вое, кроме старого доктора Форбса. В сущности, они ведут себя так, будто боятся её. Но почему?

Сам Тони боялся многого. И сейчас, греясь на солнышке на заднем дворе, он вслух обсуждал сам с собой,, чего он боится сильнее всего.

- Майка Грэди с Хустон-стрит? Да, боюсь. И потом он ведь больше меня, на год старше.

- Мисс Клэтт? Кажется, не боюсь! - И он действительно не боялся мисс Клэтт.

- Маму и папу? - Тони с радостью обнаружил, что их он совсем не боится.

- А темноты боюсь? Да, и мне стыдно признаться в этом.

- А стать взрослым? - спросил он себя и призадумался. Боялся ли он стать взрослым? - Хочу ли я вырасти? - снова спросил он вслух и, не находя ответа, недоумевающе помотал головой. - А почему бы мне не хотеть вырасти? - громко задал он себе ещё один вопрос.