Две судьбы

Все то время, пока ее тащили в подвал, одевали, стригли, Элен была в полной прострации. Она делала, что ей говорили, двигалась, но в голове пульсировала только одна мысль: «Господи! Эмили секла МЕНЯ плетью! МЕНЯ, свою любимую сестру! Как она могла ТАК поступить? Что же теперь делать? Господи…»

В реальность Элен попала только тогда, когда лязгнул запираемый замок ее камеры. С удивлением девушка огляделась, только сейчас заметив перемены, которые с ней произошли. Грубая ткань туники царапала ее нежные соски при каждом движении, но ногах звенели тяжелые кандалы. Шею и запястья Элен сжимала тяжелая деревянная колодка, представляющая собой толстую доску с отверстиями. В углу крохотной, три на три метра, камеры валялись какие-то старые тряпки, рваное одеяло и деревянная миска.

Элен задрожала. Только теперь она поняла, к каким последствиям может привести ее выходка. И тут же, как будто прочитав ее мысли, из-за двери раздался пронзительный женский крик. Судя по голосу, кричала молодая женщина, и кричала она от страшной боли. Зиндан специально был так устроен, что узницы в камерах могли слышать крики истязаемых.

Раздался лязг запоров и в камеру, сопровождаемый Фатимой и Бен-Хассамом, вошел Юсуф. Губы поджаты, брови сурово нахмурены.

— И что она натворила?

— Отказалась бить свою сестру плетью, господин, — услужливо подсказала Фатима.

— Вот как! Почему ты отказалась?!

— Господин… это… ведь это моя сестра… я не…

— Разве ты не поняла, что теперь, и ты, и она просто рабыни? И все приказания обязаны выполнять?!! Ты это забыла, сука?!! Тварь!! — кричал Юсуф.

— Ладно, — внезапно остыв, произнес хозяин дворца. — Хасим, для начала плеть, пятьдесят ударов, затем в карцер дня на три, после… ладно сам разберешься. Шкуру не портить! Через пять дней позовешь, а я пока с ее сестренкой развлекусь. Горячая, я тебе скажу, шлюшка оказалась.

Хасим согнулся в подобострастном поклоне.

— Все сделаю, мой повелитель, не в первый раз. Девочка немного погорячилась, зачем сильно калечить? Зато потом шелковой станет!

— Во-во, смотри, не перестарайся, — дверь за Юсуфом и сопровождающими закрылась.

Элен с ужасом посмотрела на приближающегося к ней Хасима. Несколько секунд тот молча рассматривал пленницу. Затем его рука прошлась по лицу Элен, ее губам и скользнула в вырез туники. Сильная ладонь сжала ее грудь.

— Какая ты красивая, — прошептал Хасим. — Непокорная и красивая. Ну, сучка, что ты выбираешь сначала? Плеть или любовь?

— Господин… что вы имеете ввиду? Я… я не понимаю.

— Хм. Ладно, сейчас поймешь! — с этими словами Хасим поволок Элен из камеры.

Рабыня Амила стояла у колонны спальной залы Юсуфа. Стояла на цыпочках, высоко подняв скованные наручниками руки. В двух шагах от нее поигрывал плетью высокий раб-палач. Время от времени раздавался свист, и тяжелая многохвостая плеть падала на спину или ягодицы провинившейся. При каждом ударе, из горла Амилы вырывался приглушенный стон. Кричать девушка не могла, так как во рту торчал шар из твердого дерева, обшитый алым шелком.

«Баттонада» Эмили Уотерфорд длилась уже около двух часов. За это время девушка получила свыше двадцати ударов плетью. Спина и попка горели огнем. Из-за проклятого шара во рту, весь подбородок и шея были залиты слюной. Плакать Эмили уже не могла, единственное, после каждого удара она поворачивала, насколько позволяли поднятые руки, голову, и с мольбой смотрела на своего мучителя. И каждый раз палач довольно склабился. Абдалле, как звали палача, очень нравилась «баттонада». Ему нравилась беспомощность жертв, и то, что только от НЕГО зависело, когда рабыня получит очередную плеть. Но особенно ему нравилось трогать наказанных девушек, что в принципе ему было запрещено. По своему положению, он мог насиловать только дворцовых рабынь-негритянок. Но ЭТИ! Эти были для него недоступны. Только в редких случаях ему позволяли изнасиловать ту или иную «рабыню для удовольствий» исключительно в качестве наказания последней. А это было не то! Вот и сейчас, нанеся с оттяжкой удар по покрасневшей попке Эмили, и убедившись в отсутствии Юсуфа, Абдалла прижался возбужденным членом к ягодицам Эмили, и с силой сжал ее упругие груди. Та глухо застонала и попыталась хоть как-то вырваться. Однако огромный негр легко справился с этой попыткой, продолжая прижиматься к Эмили и гладить ее тело.

— Так, так! Опять! Сколько раз тебе говорили, чтобы ты не смел прикасаться к рабыням! Опять кнута захотел!

— Прости, мой господин. Не удержался, больно уж аппетитная сучка.

— Ладно, как там она у тебя, живая?

— А что ей будет?

— Тащи ее сюда.

Эмили отвязали от колонны и швырнули к ногам Юсуфа. Мгновенно девушка встала на колени, широко разведя бедра, и охватила пальцами затылок.

— Видал Хассам, какая умная сучка! А мы только от твоей сестренки. Мда! Там Хасим ее учит покорности. Хе! Хе! Хе! Только учение тяжеловатое — порки много!!! Ладно, ползи сюда, сука, целуй мне ноги!

Встав на четвереньки, Эмили поползла к кровати Юсуфа. И тут же получила жестокий пинок! Удар пришелся прямо по выпяченным нижним губкам. От дикой боли девушка вскрикнула и рухнула навзничь.

— Тебе сказали ползи, и не иди, — раздался голос Хассама. — Ходить на четвереньках еще заслужить надо.

— Верно, верно! Ползи тварь, как червяк ползает!

Всхлипывая, Эмили легла на холодный мраморный пол, и, извиваясь всем телом, поползла.

— Голову ниже, а задницу выше! Видела, как собака к хозяину подползает, так и ползи, сучка христианская! Приползла? Хассам дай-ка хлыст. А ты, собака, так и стой! Так, после каждого удара будешь говорить «спасибо, хозяин», поняла?

Привстав с кровати, Юсуф с силой хлестнул по выпяченному заду. Удар пришелся прямо по промежности, вызвав у Эмили протяжный стон.

— Спа… спасибо, хозяин…

Еще удар!

— Ай! Спасибо… хозяин… пощадите!!

Свист, удар!

— А-а-а! Хозяин, не надо-о-о… спасибо… пожалуйста!

— Что, не нравится?!! На, получай!

— А-а-а-а-а! Не-е-е-е… надо-о-о!

Удары стихли. Перед кроватью работорговца лежала жестоко выпоротая английская леди. Подняв залитое слезами лицо, Эмили прошептала:

— Спасибо, хозяин. Твоя ничтожная рабыня благодарит тебя. Прошу, возьми меня, только не бей!

— Хм, взять тебя? Ты хочешь сказать изнасиловать?

— Да, да, только не бейте, хозяин!

— Что-ж, твой задик еще девственный! Иди сюда! Абдалла, раздвинь ей жопу!

Эмили встала на четвереньки и высоко подняла зад. Жесткие пальцы впились в ее половинки и до боли растянули их в стороны. Прижав головку члена к анальному отверстию, Юсуф стал медленно вводить его внутрь. Эмили показалось, что ее сажают на кол. От сильной боли она застонала. Боль нарастала, как и нарастало ощущение заполненности. Наконец весь внушительный орган Юсуфа оказался у нее внутри. Несколько мощных толчков, и горячая струя оросила ее внутренности.