Джулиан Маршалл - Анналы тенниса

Корт графа д'Артуа, последнего из трипотов, постигла судьба жил многих его предшественников: он превратился в театр, как и большинство придворных семнадцатого века. Там нашли свой приют сначала Фоли-Майер (Folies-Mayer), потом Фоли-Нувель (Folies-Nouvelles) и, наконец, Театр Деазе (Théâtre Déjazet). В 1780 году, когда он был построен, он уже был почти редкостью в Париже. И если в 1657 году в городе было, как мы уже видели, более ста кортов, то к концу XVIII века, включая этот, осталось не более десяти: 131

2. На улице Борепэр (Rue Beaurepaire), но мало посещаемый.

3. На улице д'Экуфф (Rue d’Ecouffes), последний в квартале Марэ (Marais) и столь же мало фешенебельный.

4. Очень старый корт Сен-Мишель (Saint-Michel) на улице Фран-Буржуа (Rue des Francs-Bourgeois), содержатель которого Грапен (Grapin), отличил именем Jeu de Paume de Monsieur , хотя граф провансальский, уже очень толстый, вероятно, никогда не ударил в нем ни по одному мячу. В 1862 году в нем была оборудована типография Rignoux.

5. На улице Вердере (Verdelet), уже упоминавшийся.

6. Корт знаменитого Массона на улице Гренель-Сент-Оноре (Rue Grenelle St. Honoré), который, кроме упомянутого выше, был единственным, сохранившимся в квартале Лувр.

7. Другой, более важный корт Массона на улице Мазарини (Rue Mazarine), с проходом, выходящим на улицу Сена (Rue de Seine).

На этой же улице:

8. Трипот Бержерона (Bergeron) 132, еще одного великого игрока.

9. Трипот, который содержал Кормье (Cormier).

10. Трипот Девертью (Desvertus).

Массон 133родился в Париже в 1740 году, и в возрасте двадцати пяти лет мог победить всех своих соотечественников и современников. Самым грозным для него соперником был Шаррье (Charrier) старший, который в то время держал Jeu du Comte d’Artois. Последний отвечал на самые трудные удары с такой легкостью, что долго не было ясно, кто из этих двоих игроков имел превосходство; он также имел самый сильный и точный удар с лета своего времени…, и сам атаковал с большой точностью, когда играл против Массона. Оба эти игрока прекрасно играли с лета, но Массону удавалось постоянно направлять мяч в разные стороны далеко от соперника, так мастерски, что мог дать противнику фору в «почти пятнадцать». Шаррье же, никак не мог угадать, куда будет направлен мяч и какую позицию ему выбрать; удивляясь неожиданным атакам противника, он мало-помалу терял силы атаки, не способный противостоять игроку, который всегда держал его в напряжении внезапным и неожиданным характером своего удара. Каждый из них давал повод для восхищения своей выдумкой и находчивостью галерее, всегда переполненной зрителями, наблюдавшими за их состязаниями; но Массон был хитроумнее, и, благодаря этому качеству, только он один из всех французских игроков мог победить грозного Шаррье. Одним из величайших матчей, когда-либо выигранных Массоном, был тот, который он сыграл против Клерже и Шаррье перед королем на корте в Фонтенбло, дав фору в «половину пятнадцати». Против лучших из дилетантов он также играл матчи, создавая себе какие-либо трудности. Одна из них состояла в том, что он должен был подавать, сидя в бочке, в которой он оставался после каждого удара и из которой он постоянно выпрыгивал, чтобы вернуть каждый удар, посланный любителем. На стороне приема он снова ожидал подачи, сидя у решетки в своей бочке, которую ему пришлось поспешно покинуть, чтобы сыграть свой первый удар, и в которой он был вынужден укрыться по условиям матча, прежде чем любитель снова вернул мяч. Выпрыгнуть из бочки, подбежать к мячу и сыграть его, а потом снова усесться в бочку, казалось, можно было всего за одно мгновение!

De Man***eux сообщает нам, что Массон носил очки, что в то время было весьма необычной вещью. Барселлон говорит, что он был изобретателем хитроумного, казалось бы, невозможного удара по мячу, который падал перпендикулярно от пентхауса, так близко к стене, что только он мог только принять его на свою ракетку и, фактически перебросить его через сетку. Однако, этот прием осуждался Барселлоном, так как противоречил тому принципу тенниса, что мяч должен быть возвращен ударом ракетки; « ибо, – говорит он, – если бы я имел право держать мяч на своей ракетке в течение четверти секунды, то я имел бы и право держать его там четверть часа, продвигаться с ним до самого шнура, чтобы бросить его туда, где мне бы казалось, лучше всего. Таким образом, каждый мяч, который не отбит ракеткой, должен считаться проигранным. » Суждение Барселлона здесь, как всегда, достойно восхищения и должно быть законом.

Массон был методичным и достаточно обеспеченным человеком. Он стал владельцем собственного корта и пристроенного к нему дома на той же улице. Из трех его сыновей только один пытался играть в теннис, но он так и не стал сносным игроком.

В 1789 году теннисный корт в Версале стал ареной замечательного исторического события. Генеральные штаты (Etats Généraux) [высшее сословно-представительское учреждение Франции в 1302—1789 годах], созванные 5 мая, разошлись во мнениях относительно своих полномочий. 19 июня наиболее радикальная группа депутатов, представляющая третье сословие (Tiers Etat), стала именовать себя Национальным собранием (Assemblée Nationale), после чего король, по совету Неккера (Necker) [французский государственный деятель, министр финансов при Людовике XVI], закрыл двери палат и объявил о королевском заседании. Разъяренные и оскорбленные тем, что двери были заперты, а у дверей стояла солдатская стража, депутаты во главе со своим председателем Байи (Bailly) [астроном и деятель Великой Французской революции, первый президент Учредительного собрания] провели 20 июня на теннисном корте собрание, на котором они поклялись никогда не прекращать своих трудов, пока не будет принята Конституция Франции. Изображение этого события под названием «Клятва в зале для игры в мяч» (Le Serment du Jeu de Paume) 134, выполненное по проекту Луи Давида (Louis David) [французский живописец и педагог XVIII—XIX вв., видный представитель французского неоклассицизма] и выгравированное в акварельном цвете [Жаном Пьером Мари] Жазе (Jazet) [французский гравер-репродукционист (1788—1871)], в настоящее время является довольно необычным образцом живописи. Этот знаменитый день был первым днем бессмертия теннисного корта Версаля и последним днем его процветания. В то время как толпы приходили посмотреть на него, игроки держались в стороне, и игра там прекратилась. 20 июня следующего года несколько патриотов, называвших себя «Обществом клятвы в зале для игры в мяч» (Société du Serment du Jeu de Paume), собрались в и поместили там, прямо над крюком, поддерживающим сеть на главной стене, и заключили в раму из вердского античного мрамора бронзовую пластину, на которой была выгравирована памятная клятва, данная там членами Tiers Etat двенадцать месяцев назад. Несмотря на все перемены и революции, эта бронзовая табличка осталась там, где была установлена, и до сих пор свидетельствует о событии, сделавшем корт знаменитым.