Ростислав Соломко - Жизнь? Нормальная [сборник]

— Не балагань, Стриж. А лыжи склеены из дерева и пластика, шесть слоев. На каждый слой свое министерство поставки. Инстанции, заявки, арбитраж. Борьба. И вот в сфере лыжной кооперации мельтешат уже десятки людей…

— Из них трое хроников обостряют свою язву, а одна министерская дама — выигрывает по лотерее кирзовые сапоги.

— Язва ты. Кышь, Стриж. Илья Алексеевич художественно преувеличивает, но в основе не врет.

— Продолжаю художественно врать. Совещания, командировки, ругань, подношение сувениров, жалобы, угрозы, ресторан за счет премиальных — дали. Необходимые 900 граммов пластика? Нет. Могут только вагон. И вот получается — на пару выставочных лыж вагоны дерева и пластика. А сколько труда конструкторов, рабочих. Бухгалтеров, наконец. Сколько авралов, творческих открытий. Если б весь этот поток энергии направить…

— Илья Алексеевич. А что лыжи? В результате, — спросила Оля.

В ее глазах Муромцев был реальным участником всех событий, связанных с этими вполне конкретными лыжами.

— В результате лыжи вернутся с выставки в кабинет директора того КБ, где разрабатывались.

— Почему-у?

Хорошие лыжи ей стали нравиться и для Владика…

— Потому что любому заводу эти лыжи не фонтан. Больно сложные. Им проще строгать лыжи из болванок, как ты предлагала. Хлопотно директору искать завод-изготовитель — кто возьмет? Сейчас он победитель — диплом с выставки висит в его кабинете над парой лыж. Возрос его престиж в Главке. А сдашь в производство… Честно-то говоря, ведь не все в порядке с этими лыжами — подпирали сроки. Начнет завод капать в министерство…

— Ну, хоть директор на них покатается?

— Нет. У него уже брюшко и цветной телевизор.

— Тогда зачем же делали? Опытный образец? Даже мне ясно…

— Хельга! До чего ж ты, старуха, самокритична!

— Можно, пожалуй, сочинять техническое описание, — удовлетворенно произнес вслух Линчевский и, подойдя к своему столу, вынул чернила.

— У Владика опять сыпь. А аллергия…

Оля не успела про Владика.

Ворвался в отдел Сашин и кинулся к своему столу.

— Я знаю, что мне нужно делать… Знаю, что делать… Я сам знаю, что мне нужно! — свирепо крикнул он в лицо, сидящей напротив Оле.

— Что с вами? — встревожилась она.

Сашин не отвечал. С одержимостью он искал лист чистой бумаги.

«Так же вел бы себя и Саня, если б его лишили права переписки», — весело подумал Линчевский, углом глаза наблюдавший за Сашиным.

Непослушной рукой, царапая бумагу, Игорь Игоревич судорожно и криво начеркал заявление об увольнении. Росчерк подписи украсила клякса. Уронив стул, он рванулся к Линчевскому. Тот, стоя у стола и понимая, конечно, что делает Сашин, спокойно заряжал авторучку; даже эту операцию он делал стоя.

— Прошу завизировать, — в официальной стойке протянул бумажку Сашин.

— Я имею право прочесть? — не прерывая важной операции, спросил Линчевокий.

— Читайте, — надменно бросил Сашин.

— Тогда завтра. Утром.

В углах рта у Линчевского наметилась улыбка: официальный Сашин — это выглядело необычно и… комично.

— Это заявление об увольнении.

Сашин стоял — руки по швам.

— Знаю. Очь хорошо.

«Очь хорошо! Ему хорошо!» — с горечью воскликнул про себя Игорь Игоревич.

— Я требую немедленной подпиои!

— Игорь Игоревич, я ничего не делаю немедленно. По природе своей я кунктатор. Медлитель. Вы это знаете.

— Наплевал я на вашу природу! Извольте подписать!

Лицо Линчевского изменилось; губы как будто исчезли; их заменила холодная поперечная черта на бледной бритой коже.

— Если, ведущий конструктор Сашин, вам… э… на своего начальника отдела, то я вообще не… Похоже, что вы мой начальник и приказываете мне?

— Хорошо. Я обойдусь без вас. По закону… Разрешите позвонить?

И не дожидаясь разрешения, Сашин нервно набрал номер.

— Надежда Васильевна. Директор ЦКБ у себя?

Он положил трубку.

— Его нет, но… — угрожающе начал Сашин, и, не зная как продолжить, взял заявление и сел за свой стол.

Он был в замешательстве.

Игорь Игоревич не представлял себе, что делать дальше, не знал, как ведут себя люди в его положении. В мстительной торжественности он оглядывал зал, отыскивая предполагаемые ухмылки на лицах сотрудников.

Те углубились в свою работу.

— Я не знал, что работаю… работал среди глухонемых… — начал он и опять замолчал в гордой растерянности.

Сашин открыл средний ящик стола, чужого теперь стола, и стал разбирать содержимое, плохо понимая, что он возьмет с собой, а что бросит здесь, в постылом ЦКБ.

«Что у меня здесь?» — рассеянно подумал он, вынимая какой-то черный пакет. — «Фото с тормоза?»

Но там оказались листки машинописного текста.

На заглавном листке вразрядку было напечатано «ВОТЧИНА».

«Что за чертовщина?»

Он пробежал первые строки. Гневная торжественность таяла на его лице, недоумение сменилось внимательностью.

— Присосался, — шепнула Муромцеву Рогнеда Николаевна. — Но откуда у него другой пакет? По ЦКБ ходит один. Вон, у Семенова.

Муромцев пожал плечами.

В отделе установилась тишина. «Глухонемые» посматривали на Игоря Игоревича: как-то среагирует на «черный пакет» необычный Сашин.

Раздался звонок на обед. Сашин его не слышал.

Сотрудники вышли бесшумно.

Зал опустел,

Порог бывшего сельхозтехникума, где теперь разместилось вновь организованное Центральное конструк-торское бюро ГУТСНП, переступает плотный незнако-мец с волевым подбородком.

— Закажите табличку «Директор и Главный конструктор ЦКБ товарищ В. В. Шкуро», — делает он секретарше первое распоряжение во вверенном учреждении.

Один в кабинете Владимир Васильевич теряет самоуверенность и задумывается.

Вот только что он, лесотехник, был начальником ОКБ промышленности геодезического оборудования и она, эта промышленность, как необъезженная кобылица, выбросила его из седла. Не помогли ни апломб, ни опыт работы в лесобумажной промышленности, где он также не удержался.

Теперь ему надлежало обслуживать науку.

Администратор-кочевник осторожно попробовал новое кресло.

— Начнете прием?

В кабинет ворвался шум говора ожидавших ученых.

— Бр-р… Давайте, — немного побледнев, сказал сын леса.

Ученые входили с тяжелым грузом проблем. Идеи были воздухом, расплывающимся эфиром, без конструктивной разработки. Они обретали себя в проектах, в металле.

«Хе! Они такие же люди!» — ободрился лесотехник, наблюдая разгоряченные лица профессоров, членов-кор-респондентов и прочих доцентов.

Ученые гневались и заискивали, требовали и просили, стыдливо приманивали диссертацией.

«Это идея. Славное место. Славные ребята», — похвалил лесовик про себя членов-корреспондентов. — «Осторожно, листопад!» — тут же заметил себе Шкуро, ощупывая намины, благоприобретенные в только что покинутом кресле.