Ростислав Соломко - Жизнь? Нормальная [сборник]

Отказывая многим, он остановил свой выбор на не очень ярком ученом, товарище Веремееве, из очень уважаемого вуза союзного значения. Перед неброским фаворитом неожиданно открылась зеленая улица в конструкторском бюро. ЦКБ начинает трудиться в «запарке» и для других «НУЖНЫХ ЛЮДЕЙ». Читатель уже догадался. Это влиятельные члены ученого совета того вуза, где наметил свою защиту будущий кандидат наук. Возможные оппоненты.

Идут годы. На пороге своего пятидесятилетия Шкуро становится кандидатом.

Нет, после этого события в науке все осталось по-прежнему. Диссертация не вызвала брожения в рядах консервативных ученых. Злые языки утверждали, что диссертация, не оставившая царапины на камне науки, появилась в результате использования методов, не имеющих ничего общего с научными; что, мол, ЦКБ, поставленное на службу диссертанту, имело, вообще говоря, и другие, более широкие и прямые задачи.

Пожалеем этих критиков. Трудно будет им доказать, что, скажем, установка ЭМ1 (для т. Веремеева) разработана в ЦКБ не из чистых побуждений, а по способу, близкому к понятию замаскированной взятки. А что касается диссертации, то ей очень доволен научный руководитель диссертанта товарищ… Веремеев.

Недоволен директором Главк. Настолько, что Владимиру Васильевичу впору самому садиться за доску. Но мир не ведает конструкций, созданных руками Шкура. С помощью НУЖНЫХ ЛЮДЕЙ и их заступничества он остается в кресле.

Переведя дух на очередном крутом повороте, немолодой Растиньяк распахнул окно своего кабинета. В отличие от бальзаковской ситуации, перед ним был не весь Париж, а простиралось широкое поле науки.

Теперь надлежало развить и укрепить корневую систему.

Почва благодатная! Владимир Васильевич может сам себе составлять план, сам определяет цену изделия и проектирования. Такие условия выглядели бы сказочными в промышленности, но неиндустриальный Главк, руководимый состоявшимися и несостоявшимися учеными, не может толком даже проконтролировать своего Главного конструктора.

ЦКБ фактически превращается как бы в вотчинное владение Шкуро.

В последующие годы Шкуро РЕШАЕТ СВОИ ЛИЧНЫЕ ЗАДАЧИ.

Он устраивается по совместительству на скромную кафедру совсем скромного института. Ну, конечно же, для его ЦКБ начинается новая «запарка». Нет, работа идет совсем не в русле актуальнейших задач науки. Основные силы брошены на решение задач скромного вуза.

В первую очередь оснащается кафедра-фаворит. Главк подает сигналы «505» «увлеченному» директору и для обеспечения показателей по «листажу» (для получения премии) Шкуро ведет частично проектирование и по другим темам. (Листаж этот впоследствии оказывается ворохом бумаги, которую нельзя было спустить в серийное производство.)

Многолетняя деятельность ЦКБ венчается выходом в свет главного труда своего директора. Мы имеем в виду учебное пособие «Лабораторные работы».

Перед появлением книги Шкуро, похожий на театрального Грозного в сценах покаяния, усаживал в мягкие кресла изумленных конструкторов и медоточиво и спрашивал согласия на публикацию разработок.

— Возражений, в принципе, нет. Хотелось бы, чюб были упомянуты конструкторы установок, — отвечали ему, дивясь церемониалу почета.

— О, конечно! — с романтичным «О!» восклицал Шкуро.

В предисловии к руководству «автор» льстиво приседал в реверансах перед именами НУЖНЫХ ЛЮДЕЙ. НИ ОДИН ИЗ КОНСТРУКТОРОВ НЕ БЫЛ УПОМЯНУТ.

За эти лета Владимир Васильевич уже стал пенсионером.

Трудно в эти годы конструктору ЦКБ попасть к своему шефу. Как бы по инерции идет в бюро производство «листажа». Директор ЦКБ все время занят. Тает стопка чистой бумаги на зеленом столе Шкуро, растет горка исписанных листов. Престарелый ученый в рабочее время пишет докторскую диссертацию.

На редут «Упругие связи» брошены арифметика, алгебра по Киселеву, геометрия, великого Эвклида, тригонометрия и по-эллински звучащие логарифмы.

На докторскую тему наступали наличные силы а средства ЦКБ. Наличные силы разрабатывали и изготовляли экспериментальные установки для докторанта. Как и положено в хорошо подготовленной операции, все было закомуфлировано под плановые задания.

Упругие связи напряглись, но не поддавались. Не сдавался и волевой исследователь. Он двинул на упрямые связи первокурсные дифуры, да не первого, а сразу второго порядка. С постоянными коэффициентами для надежности.

Связи треснули.

Треснула и забракованная диссертация, как выполненная на низком научном уровне…»

Вот так, в легкой (горькой) фельетонной форме выстраивался страшный, гибельный для нашей морали, экономики истинный облик «авторитетного Шкуро», «твердого хозяина» Шкуро, «десятки лет несущего тяжелый груз ответственности на своих плечах».

Дальше в тексте шло изложение горьких судеб способных, а то и просто талантливых конструкторов ЦКБ, которых «съел» Шкуро.

Длинный синодик мог бы составить «пожиратель» одаренных.

Но, погодите, ему же должны были быть нужны способные инженеры?

Он держал нескольких смирных или «не опасных». Но в большей мере ему были нужны «листажисты».

Он, как черт ладана, боялся проверки опытных разработок серийным производством. Куда безопасней загружать не конвейер, а полки архива ЦКБ, и кустарно кропать опытные образцы, ссылаясь на отсутствие индустриальной базы.

И какие печальные преступные итоги!

За десятилетия созданы горы чертежей. Мертвой макулатуры!

Выходит — целая организация, много людей, много лет работала — творчески, по-настоящему трудилась, авралила, — чтоб Шкуро мог: а) получать «заработанные» деньги, б) держать руки на рычагах управления НУЖНЫМИ ЛЮДЬМИ, в) располагать базой для своих ученых забав, г) тешиться дутым престижем.

Какую малую долю имел он от целого!

И с таким ничтожным коэффициентом «полезного» действия он все же паразитировал на теле мощного организма, поддерживая его холостой бег.

«Какой цинизм!» — мысленно воскликнул Сашин.

С обеда сотрудники пришли, словно по уговору, много раньше и принялись за работу. Молча, по-прежнему изредка поглядывая на Сашина.

Сашин прочел все.

— Все верно, — сказал он вслух, — и доказательно. Это ужасно! Но кто же…

Его заинтересовал автор, подпись которого он хотел прочесть с благодарным чувством и, может, пожать ему руку с хрустом. В конце подписи не было. Он торопливо посмотрел первый лист — автора нет.

Негодование овладело им.

— Олег Георгиевич, вы читали? — повернулся он к Линчевскому, совершенно позабыв, что порвал с БЫВШИМ начальником все отношения.

— Да.

— Это возмутительно! — воскликнул Игорь Игоревич.