Владимир Сумин - Байки из мавзолея. Роман в анекдотах

— А подробнее? — недовольно попросила супруга.

— Могу, — Владимир Ильич нахмурил лоб, и глаза его затуманились. — Материя, Надюша, это объективная реальность, данная нам в ощущениях, которая отражается этими ощущениями, существуя вне их и независимо от них.

— Скажи, Володя, а деньги ты с собой взял? — попыталась вернуть супруга в реальность Надежда Константиновна.

— Знаешь, нет. Подожди, я запишу.

— Ладно, пойдем отсюда.

В тот день супруги так ничего и не купили.

Владимир Ильич пассаж про материю записал и вставил позже в свой большой труд «Материализм и эмпириокритицизм»

За границей Надежда Константиновна неожиданно обнаружила у себя педагогический талант. И это очень здорово помогло ей в будущем.

Молодые годы революционеры провели в борьбе за счастье трудового народа. Учиться было некогда. Обзаводиться профессией — тоже. Революционер — он и есть революционер. Зато после победы революции эта проблема встала в полный рост.

Для должности нужно было заполнить анкету. В ней графа — специальность. И что в ней прикажете писать?

Напишешь, как есть — революционер, попадешь к Феликсу на Лубянку. Поставишь прочерк — хорошую должность не жди. Выкручивались, как могли. Дзержинский записался охранником, Цюрупа — снабженцем, Свердлов — кадровиком. Один Семашко вышагивал гоголем.

А Надежда Константиновна твердо и уверенно вывела: педагог. И имела на то законные основания.

За границей Владимир Ильич с супругой поселился в Швейцарии. Очень удобно — центр Европы, до разных стран недалеко. Если где начнется, они быстро успеют. К тому же и климат подходящий, и домик сняли приличный — очень уютный, с участком.

Владимир Ильич развивал марксистское учение. Надежда Константиновна пристрастилась к выращиванию роз.

В соседях у них, через забор жила буржуазная семья: муж, жена и двое мальчишек — подростков.

Эти шалопаи тайком покуривали на своем участке, а, чтобы не оставлять следов, перебрасывали окурки на чужую территорию. Да так ловко, что иной раз они попадали прямо на розы, которые заботливо пестовала супруга вождя.

Вообразите себе картину: человек, уже не юный, прошедший тюрьмы и ссылки, медленно, осторожно сгибает поясницу и наклоняется. Он зажмуривает глаза в предвкушении наслаждения чудесным ароматом и тянется, тянется крупным угреватым носом к цветочной розетке.

И тут ему в нос шибает крепкий запах горелого табака. Какой удар! Какое разочарование!

Надежда Константиновна и увещевала маленьких негодяев устно, и возвращала окурки назад. И даже написала в газету «Искра» обличительную статью и подкинула несколько экземпляров соседям.

Но те или не читали, или не знали русского языка, только ничего не менялось.

Тогда Надежда Константиновна попросила матроса-партизана Железняка покараулить розы. Она за это пообещала ему настоящую капитанскую фуражку. И он согласился.

Матрос немедленно заступил на вахту в боевой караульной позе: грудь перевязана пулеметными лентами, на поясе две гранаты и маузер, у правой ноги дулом вперед и вверх — верный друг «Максим». Правда, заряженный холостыми.

Матрос-партизан в караульном деле слыл докой. Он умел спать сидя, стоя и даже освоил высший пилотаж — спать на посту стоя и с широко открытыми глазами. Что он немедленно и сделал.

Сопливые куряки вернулись на свое обычное место. Поначалу они сильно испугались вооруженного сторожа, но видя его неподвижную позу, решили, что это чучело.

Они осмелели, закурили и стали развлекаться — швырять через низенький заборчик горелые спички, целя в патроны и гранаты, в надежде заставить их сработать. Матрос на их действия никак не реагировал. И взрывного эффекта добиться не удавалось.

Один из братьев, раздосадованный промахами, метнул в часового горящий окурок. Да так точно, что угодил прямо за пазуху.

И тут матрос-партизан очнулся.

Он заорал:

— Полундра!

Со страшным лицом, дико вращая глазами, он припал к пулемету и дал очередь вкруговую.

Мальчишки ничком упали на землю и закрыли головы руками. Матрос корчился в конвульсиях и палил в разные стороны.

Выбежавшая из дома Надежда Константиновна увидела дымящую тельняшку матроса и сразу разобралась в чем дело. Она оттянула майку, окурок выпал. Матрос затих.

— Вас ис дас? Вас ис лос? — выскочили на улицу родители маленьких негодяев.

— Дас ист фейерверк! — объяснила им Надежда Константиновна. — Нихт раухен, майне херен! Нихт!

И она величественно удалилась в дом.

— Что там за стук? Что случилось? — встретил ее вопросом супруг.

— Это дятел. Володя. Больше он тебя не будет отвлекать. Работай! — она легонько подтолкнула его к письменному столу.

Детишки с тех пор перестали бросать окурки в розы. И вообще перестали курить. А когда выросли, то не употребляли спиртные напитки и обделяли своим вниманием хорошеньких барышень. Вот так у них сложилось.

А матросу-партизану Надежда Константиновна, как и обещала, сделала достойный подарок.

За викторию над малолетками хулиганами Надежда Константиновна подарила матросу-партизану Железняку морскую фуражку. Не бескозырку рядового состава, не пилотку боцмана, а настоящую капитанскую: кипельно-белую, с золотистыми жгутами на околыше, серебристым якорьком, блестящим черным козырьком и таким же ремешком на круглых пуговицах, чтобы в любой шторм уверенно держалась бы на командирской голове. Чудо-фуражка!

Матрос-партизан чувствовал себя в ней наисчастливейшим человеком и не снимал ее даже в бане.

Троцкий поглядывал на него с любопытством, чему-то улыбался и хмыкал. А потом подсказал адресок, где собираются мореманы в таких же фуражках. Спасибо ему за это!

Матрос немедленно отправился на встречу.

В клубе ему все сразу легло на душу: и сами просоленные и продубленные ветрами морские волки в родных фуражках, и обстановка — выпивка без края, спокойная медленная музыка и таинственный полумрак.

Ему наливали, угощали, дружески похлопывали по спине и обнимали за талию. Он словно попал в компанию близких друзей после долгой разлуки.

Не хватало только барышень, что при таком мужском составе и обилии выпивки было довольно странновато. Впрочем, это никому не мешало.

Один мореман подмигнул матросу и чмокнул губами. Мол, как бы насчет поболтать, понял его матрос. В ответ он тоже почмокал губами и пожал плечами. Что должно было означать: я не против потрепаться на морские темы, но по-иностранному не умею.

Тот махнул рукой. Ерунда, мол, это. Свои люди — разберемся. И потянул его в боковую комнату. Наверно, для показа сувениров из далеких заморских стран.