Владимир Сумин - Байки из мавзолея. Роман в анекдотах

Железняк кивнул головой и последовал за ним.

К комнате моряк неожиданно стал раздеваться. При этом улыбка не сходила с его лица. Он жестом предложил матросу: что, мол, стоишь столбом, давай за мной. Тот понял это как возможный обмен формой и стянул тельняшку.

Но когда иностранный капитан снял свои трусы и схватился за ширинку брюк матроса, у того открылись глаза. И до него дошло.

Он оглянулся. Оконные ставни были закрыты наглухо. Дверь затворена. И выход вроде бы и не просматривался.

Но моряку ли боятся шторма!

Он отшвырнул противника в сторону, и ногой вышиб дверь. Там гомонила толпа возбужденных лже-капитанов. Она перекрывала путь.

Только матроса уже было не остановить.

Плечом вперед, как абордажным тараном, как острым носом трехпалубного швертбота, как ледоколом во льдах и торосах, он проложил себе дорогу к свободе.

Его пытались задержать. Хватали за руки. Дергали за остатки одежды. Но матрос-партизан Железняк с голой грудью, с расстегнутой ширинкой и страшным красным лицом был неудержим.

И он прорвался, и ушел. Но не трусливо, позорно, прячась и прогибаясь, а в полный рост, с мощью и достоинством, что, согласитесь, при таком неравенстве сил было великой морской победой.

— Сходили? — участливо справился у него Троцкий, когда они встретились на очередном пленуме.

— Сходил, — сквозь зубы процедил матрос-партизан, внимательно вглядываясь в соратника: знает или нет?

— Ну и как?

— Очень весело! — отчеканил матрос и отвернулся.

А фуражку он больше не носил. И вообще убрал ее в дальний угол.

Долгое время Владимиру Ильичу никак не удавалось выйти на зарубежных коллег. Объявлений в газете они о себе не давали, о кружках никто слыхом не слыхивал. Владимир Ильич постепенно уверовал, что он и есть единственный пролетарский вождь в мировом масштабе.

И все-таки эта встреча произошла.

Вечера революционеры обычно проводили в барах, где поили местных пролетариев пивом и склоняли к революции. Пролетарии халяву принимали охотно, а на иные действия не велись.

В один из таких вечеров, когда соратники гурьбой вывалились из бара, у входа их остановила группа прилично одетых разнополых молодых людей.

— В чем дело, господа? — осведомился Владимир Ильич на иностранном языке.

— Да, в чем? — по-русски повторил вопрос матрос-партизан Железняк, принимая угрожающую позу: вполоборота к противнику, руки полусогнуты, кулаки сжаты и на лице — свирепое выражение.

После исторической встречи с морсоставом он искал случая подраться с местными. Да все не выходило.

Местные ему очень не нравились. Они его раздражали.

— Что это вы, батенька, все хмурый да пасмурный? — спросил его как-то старший товарищ.

— Народишко поганый, — пожаловался матрос. — Херами со всех сторон обкладывает. Чуть что — хер да хер!

— Ха! Ха! Ха! — расхохотался вождь. — Вы, батенька, неправы. Совсем неправы. Хер — это по-ихнему господин. Вежливая форма общения.

— А-а!..

Своего старшего товарища матрос уважал, но в данном вопросе верил не до конца. А тут такой случай: и своих в достатке, и выглядят чужаки хиловато, да и бабы у них.

— Ну, что? — ощерился матрос, корча еще более страшную и свирепую физиономию.

Те что-то пробурчали.

— Хотят поговорить, — перевел Владимир Ильич.

— Сейчас и поговорим, — удовлетворенно произнес забияка, засучивая рукава.

— Постойте, голубчик! — осадил его Владимир Ильич. — Собственно говоря, вы кто такие, господа?

— Мы марксисты!

— И мы марксисты.

— Мы здесь живем. А откуда вы взялись?

— Сами мы не местные. Мы из страны России.

— Вот и убирайтесь к себе.

— Почему, господа? Мы же делаем одно общее дело.

— Какое же?

— Развиваем учение нашего вождя и учителя Карла Маркса.

— Оно уже и без вас развито. Хотите на чужом горбу въехать в рай?

— Что?

— Мы уже давно в Европе окучиваем марксистскую ниву…

— У нас капитализм уже дошел до ручки. До высшей стадии — империализма.

— Мы ждем, он вот-вот рухнет и настанет коммунизм…

— А тут вы!..

— Хотите украсть плоды нашего труда!..

— Это ошибка, господа, заблуждение.

— В чем же?

— Я разработал теорию слабого звена. И это слабое звено — Россия. Потому что капитализм там только зарождается. Он хил и немощен. Его легко свалить.

— Вывернулся! — со злостью произнесла одна из дам и ткнула зонтиком Владимиру Ильичу в пах. Феликс Эдмундович подставил свой.

— Так что же вы тогда здесь делаете? — спросил молодой человек с бородой.

— А вспомните главный лозунг нашего учителя: пролетарии всех стран, соединяйтесь.

— И что?

— Для подобного сбора нужно решить множество практических вопросов: место встречи, повестка дня, условия проживания. Страна, наконец. А еще — паспорта, визы, сувениры. На каком языке вести протокол.

— Вы же не пролетарии!

— Да. Мы их представители. Поэтому предлагаю объединиться в интересах всеобщей мировой революции. Вместо ссор и выяснения отношений организовать международный коммунистический интернационал.

— Коминтерн.

— Без вас разберемся, товарищ Троцкий.

— Я что? Я ничего!

— Да здравствует коммунистический интернационал!

— Такое событие надо отметить.

— В бар! В бар!

— Нет, господа, в ресторан. В хороший ресторан.

— Ура!

По дороге в ресторан матрос-партизан Железняк плотоядно оглядывал иностранных барышень. Роза Землячка кривила губы и щипала ветреного матроса.

После нескольких тостов за столиками началось пролетарское братание. Матрос навалился на Розу Люксембург и что-то вдохновенно шептал ей на ухо. Та благосклонно улыбалась. Землячка нервно стучала вилкой об тарелку.

Карл Либкнехт, мужик с бородой, пнул матроса кулаком в бок. Тот не стал ссорится. И переключился на Клару Цеткин. А когда Роза Землячка ушла в дамскую комнату, матрос с подругой куда-то исчезли.

Все веселились и радовались. Только Троцкий был зол и мрачен.

— Где вы достанете столько золотых украшений? — прошипел он на ухо вождю.

— Коба как раз сделал налет на ювелирный магазин.

— Это общее достояние и никто не давал вам права им распоряжаться.

— Если вы заметили, батенька, я только обещаю. А обещать — не жениться.

— Что вы намерены делать?

— Что-нибудь придумаем.

К концу застолья вернулись Железняк с Кларой Цеткин. Та сияла.

— Что — да? — сделала удивленное лицо Роза Люксембург.

Сияющая Клара смущенно кивнула головой.

— Поздравляю! Наконец-то! — бросилась обнимать подругу Роза Люксембург. — Это настоящий праздник!

— Не понимаю, — пробурчал Троцкий. — Что за праздник. Обыкновенный день. Восьмое марта.

— Мерзавец! — прошипела Роза Землячка и опорожнила разом стакан водки.