Светлана Багдерина - Не ходи, Эссельте, замуж

– Что я должен был делать, ваше высочество? – сдержанно вопросил знахарь.

Эссельте смутилась, пожала неопределенно плечиком и принялась старательно наматывать на палец надорванный край алого плаща.

– Н-ну… Просто промолчать, например. Айвен же всё равно сохранил вам жизни. И ты был не должен зарабатывать свое спасение вот так. Таким странным способом.

– Извините, ваше высочество, – послушно склонил голову Друстан. – Но я не считаю мои действия странными. Я – лекарь. И помогать людям, когда они страдают – мое призвание.

– Но они не люди! – громким шепотом воскликнула принцесса.

– Да, – не стал отрицать очевидное и мягко согласился юноша. – Но от этого им не становится менее больно, когда у них сломана рука, или обожжена спина. Они мучаются так же, как и мы. Они чувствуют так же, как и мы. И что бы ни было в прошлом, сейчас им нужна моя помощь. И я должен им помочь. Помните, у вас в клетке жил енот? Он постоянно кусал вас, когда вы с ним играли, а потом и вовсе убежал на задний двор. И там его поранила собака. Вы подобрали и выхаживали его потом. А он всё равно кусал вас время от времени. Но вы же его не бросали?

– Но то ведь – енот, а это… это… – Эссельте смолкла, не находя более ни нужных слов, ни аргументов.

То, что енот был ближе к людям, чем сиххё, сказать не могла даже она, воспитанная на застарелом страхе и вражде к этому загадочному среброволосому племени.

– Ни одно живое существо не должно получить отказ в помощи, если оно в ней нуждается, ваше высочество, – закончил мысль Друстан и снова принялся за перетирание основы будущей мази.

– Ты так думаешь? – брюзгливо вопросил друид, молчаливым волком взиравший до сих пор на темноволосого юношу.

– Я в это верю, – коротко ответил знахарь и снова смолк, погрузившись, похоже, не столько в работу, сколько в свои туманные невеселые мысли.

Огрин тоже насупился, надулся, засунул руки в рукава балахона, изукрашенного мистическими символами единения с природой, и сделал вид, что уснул. И поэтому принцессе ничего не оставалось, как тихо сидеть, глядеть в проплывающую мимо по неровной синусоиде степь и холмы, и гадать, обдумывать и грезить…

– Какая унылая, мрачная страна, – не в силах молчать более двадцати минут, проговорила она, когда очередная попытка обнаружить среди нависших облаков всех оттенков серого хотя бы намек на солнце увенчалась полным и безоговорочным провалом. – Весной, и такая хмурь…

Друстан поднял голову, устремил угрюмый взгляд на укутанный тучами небосвод, усмехнулся криво, и словно во сне проговорил, медленно и печально:

Телега подпрыгнула на ухабе, и знахарь прикусил язык.

– Ты тоже знаешь этот стих, лекарь Друстан? – не отрывая взгляда от проплывающего мимо печального ландшафта, меланхолично проговорила Эссельте. – Как жаль, что я не помню, кто его написал… Наверное, это что-нибудь гвентянское народное… Народная поэзия – она бывает так мудра и прозорлива, так точна и завораживающа, что… что… что кажется, что это ты сам написал такие строки.

– Да, ваше высочество, – закусив теперь еще и губу, покорно согласился Друстан. – Народная лирика такая.

Хоть внутри него всё кипело, и иные слова рвались с уст, самым глупым, что можно было сделать в этом положении, чувствовал он инстинктивно – это пытаться напомнить принцессе, кто именно из гвентянского народа сочинил эти строки.

И для кого.

На свой так и оставшийся невысказанным вопрос относительно цели их путешествия Эссельте получила ответ только через несколько часов.

Между буро-зелеными холмами, покрытыми серым в бесформенных комках туч небом, в той стороне, куда они направлялись, заклубилась пыль под копытами невидимого в ней единорога, и через несколько минут одинокий патрульный поравнялся со спешащим в неизвестном направлении караваном.

– Старейшина Аед! – взволнованно, но точно отрапортовал сиххё лет двадцати. – Амергин прислал меня сказать, что на горизонте виден дым! Предположительно там, где находится Полевое!

– Гайново седалище… – побледнел старик и непроизвольно потянулся в колчан за луком.

– Может, они просто выжигают старую стерню? – ничуть не веря в собственные слова, просто для того, чтобы что-то сказать, растерянно произнесла Сионаш.

Гонец болезненно поморщился.

– Не знаю… Амергин и человек Иван поскакали туда, а меня послали предупредить вас.

– Предупредил, – сумрачно кивнул Аед, и тут же выкрикнул вознице головной телеги: – Эй, Миах, стой! Всем стоять!

Не прошло и нескольких секунд, как все не одурманенные настоем Друстана сиххё собрались вокруг воза старейшины.

– Что?..

– Что случилось?..

– Что случилось, Аед?..

– Почему остановились?..

– Гайны?..

– Тихо, – коротко скомандовал старик, и возбужденный гомон голосов моментально смолк. – Патруль заметил дым там, где Полевое.

Простое молчание незаметно и быстро трансформировалось в жуткую тишину.

– Да, я тоже этого боюсь, – спустя несколько секунд тяжело выдохнул и неохотно проговорил старейшина, будто самые страшные слова уже были сказаны. – Ребята поедут туда и вернутся с вестями. А пока мы должны подумать, что будем делать, если это окажется правдой.

И не дожидаясь вариантов и споров, добавил, сосредоточенно изучая свои пальцы, стиснутые до белизны на изгибе лука:

– Я уверен, что это не случайно. И то, чего мы так долго боялись, случилось. У гайнов появился один правитель, и объединились они против нас. Поэтому если мои опасения подтвердятся, нам придется свернуть здесь и спешить к Тенистому. Если они еще пока… – Аед осекся сконфуженно и зло, мотнул головой и упрямо продолжил: – Мы должны спешить туда и предупредить их. Там королева Арнегунд осталась. Чтобы не терять времени, вышлем вперед гонцов. А позже укроемся там все. Гайны лес не очень любят.

– Потому что кое-кто в лесу очень любит гайнов, – угрюмо хмыкнул кто-то в толпе. – И сиххё.

– А ты не лезь, куда не надо, Ниам, – так же пасмурно усмехнулся в ответ старик, но тут же снова погрузился в хмурое созерцание ногтей. – Кто еще как думает?

Других мыслей ни про поведение Ниама, ни про медленно сползающую к катастрофе ситуацию ни у сиххё, ни, тем более, у людей не нашлось. Толпа медленно и неохотно разошлась по тесным кучкам – перебрасываться короткими фразами вполголоса, будто при покойнике, обшаривать горизонт тревожными взглядами и надеяться.