Светлана Багдерина - Не ходи, Эссельте, замуж

Друстан, пользуясь незапланированной остановкой, принялся обходить раненых, осматривая, поправляя повязки и шины, меняя истощенные компрессы на свежие. Боанн, Эссельте и пасмурный, как грозовой фронт, Огрин неотступно следовали за ним, выполняя роль санитаров и медсестер одновременно. [45] А архидруид по совместительству еще и соглядатая, надсмотрщика и дуэньи.

К вящему неудовольствию архидруида, запыленная, усталая, груженая ворохом чистых и испачканных тряпок принцесса сияла как новый алтын.

– Ты знаешь, в детстве я всегда хотела стать целительницей и помогать людям! И сиххё! – помогая разрывать на полосы для перевязки желтую вышитую простыню и воодушевленно поблескивая глазами цвета весеннего льда, радостно призналась гвентянка озабоченной, но гораздо более дружелюбной, чем ранее, Боанн.

Огрин подпрыгнул.

Друстан отвернулся.

– …ах, если бы мой Айвен мог меня сейчас видеть! Он бы мной так гордился, так гордился!.. – мечтательно закончила она ко всеобщему отчаянию среди людской диаспоры.

Через час в том направлении, откуда прискакал патрульный – Фиртай – снова появилось пыльное облако.

– Наши?.. – встрепенулись сиххё.

– Гайны?.. – схватились за луки те, у кого они были.

– Амергин! И человек! – с облегчением выкрикнул Ниам, едва всадники приблизились настолько, что поднимаемая копытами скакунов пыль уже не могла скрыть их лица.

– Амергин!

– Что случилось?

– Что там?

– Как Полевое?

– Вы видели?..

Игнорируя взволнованных односельчан, выбежавших им навстречу, старший патрульный, едва замедлив бег единорога, высмотрел среди серебристых голов одну цвета темного олова и устремился к ней. Иванушка – за ним.

– Старейшина Аед, – не слезая с седла, торопливо принялся докладывать Амергин. – Плохие вести. Полевое сожжено. Похоже, мы опоздали на час-полчаса… На горизонте стояли столбы пыли – от гайновых копыт, не иначе. Пожарище еще теплое…

– Сиххё?.. – поднял на мрачного воина беспощадный серебряный взгляд старик.

– Все ушли в Светлые Земли… – скорбно приложил правую руку к груди, потом ко лбу старший патрульный. Лукоморец угрюмо последовал его примеру.

– Поворачиваем к Тенистому, – отвернулся и понуро выдохнул Аед. – Надо спешить.

Насколько им надо было спешить – они даже не предполагали, потому что в этот момент, натягивая поводья и поднимая единорога на дыбы, появился еще один патрульный – с той стороны, откуда они бежали.

Не замеченный рудненцами, взбудораженными появлением Амергина и Иванушки, сиххё подлетел к Аеду, чудом никого не затоптав, резко осадил взмыленного скакуна и быстро заговорил, задыхаясь и сбиваясь, словно не единорог, а он сам промчался долгие километры:

– Со стороны нашей деревни движутся гайны… Много… Не меньше полусотни… Может, больше… Пыль от их копыт закрывает горизонт… Идут по нашим следам… Спешат… Нас видели…

– Гайнов нос… – Аед скривился как от зубной боли и шумно выпустил воздух сквозь стиснутые зубы. – Это сбежавшие привели подмогу…

– Кабуча… – простонал Иванушка. – Кабуча…

Но тут же, оправившись от удара, старейшина выпрямился во весь рост, взмахнул кулаком и проорал: – Все собрались!!! По возам!!! По единорогам!!! Быстро!!! Поворачиваем к Тенистому!!! Бегом, бегом, бегом!!!..

Отдохнувшие за время ожидания единороги бежали ровной рысью, пожирающей километры. Но как бы резво ни мчались животные, как бы быстро ни катились тяжелые возы, для сиххё и людей их скорость была отчаянно недостаточной.

Сменив усталых скакунов на свежих, умчались в дозор прикрывать тылы Амергин, Фиртай и Иван.

Взволнованная Эссельте, нервно озирающийся по сторонам Друстан и то и дело меняющий цвет лица с красного на белый и обратно друид остались с обозом – катиться, подскакивая на камнях и от непонятных звуков, в направлении незнакомого Тенистого и ожидать нападения жутких безжалостных монстров, как красочно расписала гайнов принцесса во всех оттенках черного. А поскольку и непрошеных камней, и чуждых звуков было вокруг них хоть отбавляй, то и к переправе они прибыли в состоянии, близком к хроническому стрессу. Впрочем, по состоянию душевного спокойствия сиххё ненамного отставали от сжавшихся в напряженно-испуганную кучку людей.

Знакомые с маршрутом единороги без команды предусмотрительно сбавили ход, и принялись осторожно спускаться к воде по крутой рампе, сменившей еще недавно ручную и послушную равнинную дорогу.

Перед носами судорожно вцепившихся в края телег людей вместо холмистой уныло-зеленоватой равнины стали проплывать вертикальные стены из желтого песчаника, между которыми пролег узкий – в один воз – и единственный на долгие километры вокруг съезд к реке. Через пять минут опасного спуска они сменились другим пейзажем – нестерпимо-синей и холодной даже на вид рекой Широкой, отрадной после белесой равнины зеленью леса на дальнем берегу – таком же обрывистом, как и этот, и крупной бежевой галькой под ногами.

– Красота какая!.. – вырвалось у Эссельте.

– Как будто по волшебной дороге мы попали из мира проклятых в земли блаженных, – туманно улыбнулся Друстан.

– Как красиво ты сказал! – удивленно глянула на него принцесса. – И как точно!

– По сторонам глядите лучше, а то разболтались тут! – немедленно, как сила быстрого реагирования при виде вспыхивающей на пульте красной лампочки, друид вступил в действие и оборвал зарождающийся разговор. Но с королевской дочкой так просто было не справиться даже ему.

– Ты никогда не был таким занудой, мастер Огрин, – исподволь метнув на знахаря ободряющий взгляд, укоризненно проговорила она. – И ты всегда меня учил, что превыше красоты природы нет на Белом Свете чудес. Посмотри, вон там, недалеко от нас, на волнах колышется что-то круглое, зеленоватое… похоже на листья кувшинок… или какие-нибудь водяные грибы… и вон там… и там…

– И спинки рыбок сверкают как прохладное серебро речного бога… – рассеянно договорил Друстан неоконченную фразу принцессы.

– Рыба – и есть рыба! – сердито прорычал друид. – Если бы она была сделана из серебра, она бы утонула! Не забивая мозги моей воспитаннице!

Друстан опустил глаза и втянул голову в плечи.

– Мастер Огрин! – возмущенно ахнула Эссельте. – Почему вы…

– В таком положении только про красоту и думать, девочка, – несколько сконфуженно пробормотал старик и скрестил руки на груди.

– А о чем же мне в таком положении еще думать, мастер Огрин? – растерянно устремила на него беспомощный взор гвентянка.

– Как мы на ту сторону перебираться будем, вот лучше о чем подумай, стрекоза легкомысленная, – сурово изрек старик и, подобно иллюстрации собственному совету, приставил к глазам руку козырьком, вытянул шею и принялся сердито рассматривать противоположный берег.