Array Антология - Русская эпиграмма второй половины XVII - начала XX в.

Недаром он в родной стране
Слывет «талантом»… по преданьям;
Заглавье вяжется вполне
В его романе с содержаньем.
При чтенье этих «Вешних вод»
И их окончивши, невольно
Читатель скажет в свой черед:
«Воды действительно довольно…»

Раскрыл я Пушкина недавно.
«Поэт, ты сам свой высший суд», —
Он восклицал весьма забавно;
Не ведал он, что дни придут,
Когда и музы приговора
В любом суде не избегут
И уж певцы не запоют
В ответ на громы прокурора:
«Поэт, ты сам свой высший суд!»

«Я дом купил!» — «Ах, очень рад!»
— «Постойте радоваться: вскоре
Он за долги мои был взят».
— «О боже мой, какое горе!»
— «Но адвокат вернул назад
Мне этот дом». — «Вот так удача!»
— «Ну, нет большой удачи в том:
Мой адвокат взглянул иначе
И за „защиту“ взял мой дом».

Кислая осень в окошко врывается.
Дома сидеть невозможно никак:
Выйдешь на улицу — злость разыграется:
Сырость и грязь отравят каждый шаг.
Целые сутки льет дождь с неба хмурого
Некуда деться от сонной тоски,
Будто бы ты все статьи Гайдебурова
Перечитал от доски до доски.

Две силы взвесивши на чашечках весов,
Союзу их никто не удивился.
Что ж! первый дописался до «Бесов»,
До чертиков другой договорился.

Стяжав барковский ореол,
Поборник лжи и мрака,
В литературе раком шел
И умер сам от рака.

Кого пленит теперь затея,
Познав земного счастья вес,
Идти дорогой Прометея
И похищать огонь с небес?

Огня такого похищенье
Не дразнит нынешних страстей,
Но тысяч триста без смущенья
Похитит новый Прометей.

Мы перемены в нем дождались,
Но пользы нет и нет пока:
Переменили ямщика,
А клячи прежние остались.

«Я внук Карамзина!» —
Изрек в исходе года
Мещерский. «Вот те на! —
Прошел такого рода
Гул посреди народа.—
При чем же тут порода?
И в наши времена —
В семье не без урода».

Они под звон нестройных лир
Поют и вяло и туманно
Иль, как швейцарский старый сыр,
Слезятся только беспрестанно.

Мировой судья Трофимов за известные деянья
Скоро будет вместо штрафа иль другого наказанья
Приговаривать виновных всех спектакля на два, на три,
Чтоб виновный до конца их в этом высидел театре.

Я вместо всякого письма
Тебе шлю Пушкина изданье.
В нем есть Геннади примечанья:
Фу, братец, сколько в них… — Ума,
Ты думаешь, поди? А я так
В них больше вижу опечаток.

Текущей журналистику назвать,
Конечно, можем мы, и это правда сущая:
Она поистине «текущая»,
Но только вспять.

Он всюду тут как тут, живет во весь карьер,
Он новости до их рожденья слышит,
Он за два месяца уж чует, например,
Кто женится и кто на ладан дышит…
À livre ouvert [89] С листа, без подготовки (франц.). — Ред. играет он и пишет
И даже врет à livre ouvert.

Ведя журнальные дебаты,
Страшись одной ужасной казни:
Того гляди, из неприязни
Укусишь самого себя ты
И сгибнешь от водобоязни.

Не дается боле слава
Бедной музе Болеслава,
И она, впадая в детство,
Избрала плохое средство
Отличиться перед россом
Обстоятельным доносом.

На днях, влача с собой огромных два портсака,
Приплелся он в вокзал; с лица струился пот…
«Ему не донести!» — вкруг сожалел народ,
И только лишь какой-то забияка
Сказал: «Не беспокойтесь — донесет!..»

Едва ль придет художнику охота
Когда-нибудь писать его портрет:
На свете прозябая много лет,
Он сам похож на копию с кого-то.

Хлеб с солью дружен… Так подчас
Болтаем мы иль просто мелем;
Но часто «соль земли» у нас
Сидит без хлеба — по неделям.

Либерал от ног до темени,
Возвещал он иногда:
«До поры лишь и до времени
Я молчу, но, господа,
Будет случай, и могучее
Слово я скажу, клянусь!»
И того дождался случая:
«Говорите, сударь, ну-с!»
И, прищуря глазки карие,
На свой фрак роняя пот,
Из времен Гистаспа Дария
Рассказал он анекдот.

Барышев! ты отомстил:
Каин нераскаянно
Брата Авеля убил,
Ты ж ухлопал Каина.

Ем ли суп из манных круп,
Или конский вижу круп —
Мне на ум приходит Крупп,
А за ним — большая масса,
Груда «пушечного мяса»…
Ах, да будет не тернист
Путь такого человека:
Он великий гуманист
Девятнадцатого века.

Как член российской нации,
Привык к субординации…
Ввиду ж порядка строгого
Мы просим, граф, немногого:
Вы дайте конституцию,
На первый раз хоть куцую.

С толпой журнальных кунаков
Своим изданьем, без сомненья,
С успехом заменил Катков
В России Третье отделенье.

В доносах грязных изловчась,
Он даже, если злобой дышит,
Свою статью прочтет подчас,
То на себя донос напишет.

О Зевс! Под тьмой родного крова
Ты дал нам множество даров,
Уничтожая их сурово,
Дал людям мысль при даре слова
И в то же время — цензоров!..

Здесь над статьями совершают
Вдвойне убийственный обряд:
Как православных — их крестят
И как евреев — обрезают.