Римляне

Зена улыбнулась, широко и очень искренне.

– Я бы спросила, чем так сильно раздражаю тебя, но, думаю, ты сам расскажешь мне об этом перед смертью.

Она намеренно вложила в эти слова максимум насмешки. Ашур покраснел еще больше, шумно выдохнул и не вышел – вылетел пулей из камеры. Решетка захлопнулась за ним с диким лязгом. Сириец так спешил, что даже забыл про ведро и цепь.

Зена задумчиво поглядела ему вслед. Ей было все равно, с кем сражаться, раз уж, так или иначе, но придется делать это на потеху римской публике. А вот Ашур, кажется, радовался шансу оказаться на арене против нее.

Зена запрокинула голову, изучая потолок.

Батиат сказал вчера, что ему знакомо лицо пленницы. Зена догадывалась, что это значит, и никак не могла поверить собственному везению. Попасть в лудус ланисты, поставляющего гладиаторов самому Цезарю – большая удача. Кажется, боги снова на ее стороне.

Что-то заискрилось справа, пахнуло сладковато и одновременно затхло. Камера озарилась синевой, заставившей Зену поморщиться.

– Я вижу, ты рада видеть меня, как и всегда, – голос прозвучал весьма язвительно.

– Ты что здесь забыл? – Зена обернулась, исподлобья глядя на довольного чем-то Ареса.

Бог войны, забравшийся далеко от солнечной Греции, демонстративно поежился. Он, как и всегда, был высок, кареглаз и волосат. Иногда Зена думала, догадается ли он сменить внешность, чтобы перестать напоминать ей о самых трудных днях в ее жизни, но Арес был мало озабочен чужим удобством и спокойствием.

– Я слышал, тебя снова кинут на арену, – бог не скрывал своей радости.

Зена пожала плечами, прислушиваясь к своему телу: оно уже не так болело, как некоторое время назад. Можно было спокойно двигаться. Конечно, как там будет в битве, неизвестно, однако Зена была уверена, что справится со всем. Ее план не должен дать сбой.

– Я сама выйду туда, – педантично поправила она Ареса. Тот развел руками, широко улыбаясь.

– Я приду посмотреть, – пообещал он. Затем склонился вдруг, порывисто, быстро, ухватил подбородок Зены двумя пальцами, заставил ее смотреть на себя, прям в глаза.

– Я могу забрать тебя отсюда, сей же миг.

Голос его стал серьезным, как и взгляд.

Зена подавила желание поежиться. Неужели он не помнит, что потребовал с нее в тот последний раз, когда она приняла его предложение?

– Тебе бы сил хватило выбраться отсюда, – без улыбки отозвалась она, не меняя позу и не спеша избавиться от прикосновения. – Двоих ты не вытянешь.

Арес изменился в лице и даже скрипнул зубами. Зена ударила в больное место. И она знала, что будет больно.

Боги теряют часть своих сил на чужой территории. Раньше Зена думала, что нет разницы, где хвастаться своим бессмертием – дома или же в гостях. Оказалось, что не все так просто. По большому счету, для Зены это ничего не меняло, но иногда ей было жаль Ареса. Впрочем, сегодняшний день для жалости хорош не был.

– Иногда стоит говорить «да», Зена, – Арес все еще выглядел раздосадованным, но уже пытался улыбаться. Он отпустил подбородок женщины и добавил, прищурившись:

– Потому что однажды я привыкну к твоему «нет».

Зена улыбнулась.

– А разве еще не привык?

Ответом ей послужило исчезновение бога. Вспышка была алой – бессмертный разозлился. Но, поскольку злился он постоянно, Зена не повела даже бровью.

Тело напоминало о себе далекой болью, которую несложно было вытерпеть. Зена давно привыкла, что травмы заживали на ней быстро – словно на собаке, как сказал однажды в насмешку один из противников. Вообще-то он говорил что-то о брехливых сучках, но Зена взглянула тогда на поджарых черных псов, обученных перекусывать горло одним щелчком челюстей: они стояли поодаль, удерживаемые солдатами. Ждали приказа наброситься. Зена молча порадовалась сравнению. Она любила собак: самое преданное человеку животное.

Когда-то ее собственные солдаты считали своего командира полубогиней, всерьез выдвигая предположения о том, что она дочь Ареса или даже самого Зевса. Зена улыбалась, не развенчивая теорий: ей нравилось ловить на себе восхищенные взгляды. Какое-то время она даже сама подливала масла в огонь, рассказывая про Олимп, на котором довелось побывать благодаря Аресу. А потом вдруг резко заставила всех перестать болтать чушь.

Быть дочерью бога – очень обременительно. Тем более, если это не так. А чужой славы Зена себе не хотела.

Однако факт оставался фактом: если ночью Зена готова была выть от непрекращающейся боли, то утром вчерашние побои едва напоминали о себе. К выходу на арену все будет нормально.

Зена проверила, в порядке ли запястья: они были самым слабым ее местом. Покрутила шеей, слыша, как с хрустом встают на место позвонки. С наслаждением стащила обувь и пошевелила пальцами босых ног. Холодный пол, заметенный грязным песком, не тревожил. Зена прошлась по нему до окна, привстала на цыпочки и выглянула наружу.

Арена была привычно круглой и непривычно пустой. Зена всегда видела ее – а точнее, ее копии, достоверные в той или иной степени – заполненной кричащими людьми, которые иногда швыряли гнилыми фруктами в особо непонравившихся гладиаторов. В памяти услужливо возник момент с казнью Красса: лицо его было красным, но не от крови или стыда. Во всяком случае, не только от них. Люди кидали гнилые яблоки в бывшего кумира, и те склизкими ошметками сползали по лбу и щекам, пачкая губы. Зена помнила, как свистнул топор, и по песку Колизея покатилась голова с искривленными в гримасе страха чертами лица. О, Красс боялся, и еще как! Зена видела лужу под ним, когда уносили тело. Ничего постыдного или удивительного, на самом деле, однако Зена не хотела бы умереть так – с отрубленной головой.

Воительница пробежалась внимательным взглядом по арене, запомнили кое-какие детали, пригляделась к трибуне, на которой будует сидеть ланиста с приближенными. Вряд ли Цезарь, конечно, почтит своим вниманием этот скромный городок, но чем Аид не шутит.

Зена знала, в каком она городе. Капуя, неподалеку от Везувия, громыхающего время от времени. Наверняка, откуда-нибудь даже видно его. Вулкан был единственным, что нравилось Зене в Римской Империи. Но ей не хотелось бы оказаться рядом с ним, когда он начнет извергаться. А он обязательно начнет, никак иначе.

Еду Зене принесли только тогда, когда арена стала потихоньку заполняться людьми. Воительница все стояла у окна, забыв про сапоги, и смотрела, как люди стекаются со всех сторон, занимают места, переругиваются и восторженно кричат что-то друг другу. Синие глаза Зены сузились, кода она подумала о той жажде крови, что обуревает римлян во время боев. Она любила схватки, она любила кровь, она любила предсмертные хрипы, но не на потеху публике. Сейчас же придется на время задвинуть куда-то далеко свое желание вспороть глотки этим визжащим свиньям.