Светлана Полякова - И улыбнется счастье…

— Да, конечно, как же бедный мир такое перенесет? — не выдержав, ехидно усмехнулась Алена. — Просто не выдержит. С ног на голову перевернется.

— Мир стонет, — не моргнув глазом продолжал Дыня. — Так что надо бы Горца нашего развлечь сегодня.

— Ну вот и развлекай своего Горца, — решительно поднялась со своего места Алена, — а нас ждут. Слышал?

— Дверь-то я закрыл, — сообщил Дыня, рассматривая потолок. — Так что тот, кто ждет, вряд ли сюда сможет просочиться. Девочки, давайте-ка обо всем договоримся по-хорошему, чтобы не было никаких эксцессов. Не надо бы вам Горна обижать — он в гневе неприятный бывает. А если с ним по-хорошему — так и он будет хорошим.

И повернулся к Горцу. Тот по-прежнему молчал, не сводя своего тяжелого взгляда с Аськи.

— Ну, что ты решил, Горец? Которая тебе больше нравится? А, понял. Увы, Аленка! Твоя подруга, вынужден признать, понравилась ему больше, чем ты. Придется тебе подождать… своего часа.

Дальнейшее Алена уже не воспринимала.

Аську куда-то потащили, как в страшной сказке про принцессу и дракона, и Алена орала:

— Отпустите ее, уроды, козлы, отморозки! Я вам глаза выцарапаю!

— Да успокой ты ее! — проворчал недовольно Горец, и Дыня, оказавшийся гораздо сильнее, чем казался Алене вначале, ударил ее по лицу, потом еще раз, так сильно, что Алене показалось, будто ее голова сейчас оторвется. Заныла челюсть, вернее сказать, сначала она треснула, а потом заныла. Рот наполнился какой-то солоноватой гадостью, и говорить уже было невозможно. Алена еще сопротивлялась, пытаясь попасть каблуком в пах Дыне, но тот, чертыхаясь и матерясь, привязал ее к стулу и перетянул руку жгутом.

Потом этот доморощенный медбрат что-то ей вколол, отчего Алена немедленно притихла, теперь язык стал таким тяжелым, что не шевелился, да и челюсть болеть перестала.

— Вот так, — улыбнулся Дыня. — Посиди, расслабься… Ты ведь хорошая девочка, правда?

Он ласково погладил ее по щеке. Она ужасно хотела вцепиться ему в руку, но не было сил. Даже на ненависть сил уже не было…

Она куда-то уплывала. Мир вокруг становился серым, сонным и мутным. От этого нового мира Алену сильно тошнило.

Очнулась она от хлопков по лицу. Ей они показались жутко болезненными, поскольку приходились прямо на пораненную челюсть.

Она застонала и открыла глаза. На нее смотрели участливые глаза какого-то парня.

— Слава Богу, — выдохнул он. — Я думал, ты мертвая…

Алена сначала попыталась сообразить, кто он, откуда взялся и где она вообще находится. Потом вспомнила. Парень этот из ночного кошмара. Он был обколотым. Валялся. А потом появилась Аська. Аська!

Она поднялась.

— Где она?

— Кто? — Парень недоуменно смотрел на нее.

— Девушка! Которая потом пришла. Где Дыня? Где этот Горец?

Из-за челюсти вышло: «Е еуа? Ыя? Ое?» — совершенно не выговаривались согласные…

— Я чего-то не пойму, о ком вы говорите. Я пришел в себя, а вы тут лежите. Я даже не знаю, откуда вы тут взялись. Может быть, я просто забыл закрыть дверь?

Она вспомнила, в каком он был состоянии, и почти поверила ему. Может, он и в самом деле такая же случайная жертва, как и они с Аськой?

Аська, Аська…

Голова гудела. Она поднялась. «Ну, ребятки, вы просто не догадываетесь, с кем связались. Я вам устрою Судный день… Только бы Аська нашлась. Живая и относительно здоровая».

— Вам нужна медицинская помощь, — сказал парень, заметив, как она шатнулась.

— Мне нужен Горец, — холодно ответила Алена. — И Дыня…

— Я не могу понять, о ком вы говорите. Я, право, не знаю, кто такой этот ваш…

— Знаешь, — спокойно проговорила Алена, уже почти выговаривая все буквы. — Ты их знаешь… Гореть вам в аду. При жизни. Так и передай своим друзьям. Я их непременно посажу. Понял? И тебя тоже…

Он только пожал плечами.

— Вас же все равно не переубедишь, — грустно сказал он ей вслед. — Но я тут ни при чем.

Она вышла на улицу, стараясь держаться прямо. Ее шатало, как пьяную, и в горле было так сухо, что ей показалось, если она немедленно не выпьет воды, то умрет. Воды не было. Она заметила в отдалении колонку и невольно усмехнулась: «Как в деревне». Полезла в сумочку — там не было ни мобильника, ни денег. Еще и воры… Алена с трудом доковыляла до колонки, нажала на железный поршень и припала к обжигающе холодной струе воды.

Звонок в дверь заставил Виолетту подпрыгнуть. Ей снился такой чудесный сон, с неохотой подумала она, потягиваясь. Любка еще спала. Хорошо людям с аутизмом. И влюбляются в них, и на окружающие факторы они не реагируют.

Посмотрев на часы, Виолетта остолбенела. И кого же это принесла нелегкая в шесть утра? В дверь продолжали звонить — настойчиво и словно просили о помощи. Отчаянно как-то… Виолетта быстро накинула халат и бросилась к двери. Открыла ее — и прямо ей на руки упала Аська.

— Господи ты Боже мой! — вырвалось у Виолетты. — Что с тобой?

Аська была избита, с синими и красными кровоподтеками на лице, шее и руках — сплошное месиво. Кофточка на ней была изодрана в клочья, так что в одной из прорех торчала грудь, и Виолетту даже затошнило от ужаса, потому что вокруг соска синело такое пятно, словно кто-то пытался его откусить.

— Аська, милая…

Виолетта подхватила ее и потащила к дивану. Сама Аська вообще непонятно как добралась до нее — ходить она явно не могла, ноги волочились по полу, как у тряпичной куклы. Самым страшным во всем этом было то, что Виолетта не могла понять, как это случилось. И что вообще случилось… Она только укрыла ее пледом и бросилась за водой, чтобы смыть грязь и кровь с Аськиного лица.

— Гады, — прошептала Виолетта, глядя на эту изуродованную живую плоть, еще недавно бывшую веселой, живой и прелестной Аськой. — Гады. Когда я узнаю, кто это сделал, я их найду. Я ни одного в живых не оставлю, Аська, клянусь тебе!

Лучше вообще не думать… Как только Алена начинала думать, все приходило снова — да еще после той гадости, которую ей вкололи, думать было физически больно. Ей казалось, что кто-то вдалбливает ей в голову ржавый гвоздь, она даже слышала этот назойливый звук: бум, бум, бум…

Она не помнила, как добралась до номера, и теперь растянулась на кровати поверх покрывала, даже не удосужившись раздеться. Грязное платье, пахнущее пережитым страданием, вызывало у нее отвращение, но куда большее отвращение вызывала необходимость физических действий.

«Я не смогу заснуть», — говорила она себе. Стоило ей только закрыть глаза, как тут же являлись рожи Дыни и Горца и настойчиво звучали в голосе их голоса, почти так же болезненно отдаваясь внутри, как этот чертов гвоздь… И еще она не хотела думать об Аське. Это вообще было страшно. Отчаяние побеждало ее, отчаяние подступало к горлу, и ничего, ничего, ничего уже нельзя было исправить.