Синти Шелтон - Ресторан Мари Дюпьер

Когда позже он пытался проанализировать причину произошедшей с ним перемены, то заходил в тупик. Он не мог объяснить, что именно произошло с ним тогда, но в то утро он проснулся другим человеком — это было ясно.

Оставив коллег и руководство клиники ломать голову над своим внезапным, ничем не мотивированным расторжением контракта, Майк отказался от комнаты, которую снимал уже года четыре, получил французскую визу и улетел в Европу. Он решил, что тем местом, где начнется его новая жизнь, станет Париж.

Его ожидания оправдались. Атмосфера, в которую он попал, была так не похожа на заокеанскую жизнь! Остановившись в небольшом отеле, он целыми днями бродил по городу, засиживался в барах, наслаждаясь незнакомым чувством свободы.

Так изменилась его жизнь: из достаточно респектабельного, подающего надежды молодого психиатра Майка Кертиса он превратился в свободного и, пожалуй, готового на любую авантюру Мишеля Керита — как он теперь себя называл.

Деньги в Париже таяли с фантастической скоростью. Надо было думать о заработке. Париж не ощущал недостатка в психиатрах, и к диплому Чикагского университета французские снобы, последователи Лакана и Делеза [7] Французские психоаналитики. , относились со сдержанным скепсисом. Пришлось давать объявление в газетах.

Однажды вечером его автоответчик выдал испанское приветствие и предложение позвонить некоему сеньору Ромарио. «Интересно, какой узнал, что я говорю по-испански?» — на секунду задумался Мишель, но тут же вспомнил непоколебимую уверенность своего соседа по комнате в Чикаго, аргентинца Хорхе, в том, что его всегда и везде поймут, если он будет разговаривать достаточно громко.

Он набрал номер. Трубку тут же сняли. Мишель представился.

Голос, говорящий по-испански, был уверенным и одновременно добродушным:

— Ищешь работу, amigo? Можешь подойти завтра в полдень на станцию метро Belleville?

Сеньор Ромарио оказался маленьким веселым толстяком с сигарой в зубах.

— Я тебя сразу узнал, amigo! Прокатимся?

Через полчаса машина остановилась на улице с небольшими двухэтажными домами, обросшими диким виноградом. Мишель еще не вполне овладел парижской географией и не мог определить, в каком районе они находятся.

Дом, возле которого они остановились, находился на углу трех пересекающихся улиц и по виду напоминал утюг. На звонок Ромарио из окна второго этажа выглянул блондин с заспанным лицом и промычал что-то неопределенное. Через пару минут замок щелкнул, дверь распахнулась.

Ромарио оглянулся по сторонам и пригласил Мишеля войти. По узкой винтовой лестнице с веревочными перилами они поднялись прямо на крышу, где на плоской террасе располагались белый пластмассовый стол, несколько таких же стульев и надувной матрац. Обилие пустых бутылок из-под текилы завершало картину, открывшуюся взору Мишеля.

Несмотря на очевидную сомнительность происходящего, все это забавляло его. Он сел, прикрыл глаза и улыбнулся, приготовившись слушать. Но сеньор Ромарио явно никуда не спешил. Через несколько минут на крышу поднялись трое молодых людей, среди которых Мишель узнал блондина, доглядывавшего из окна, и, позевывая, расселись за столом.

— Парни, боюсь, я не тот, кто вам нужен, — весело заметил Мишель.

Ромарио хотел что-то сказать, но блондин махнул рукой, делая ему знак помолчать, и без всяких приветствий обратился к Мишелю:

— Ты не из полиции?

— Нет, — честно признался Мишель.

Блондин внимательно посмотрел на него и вытащил из-под стола корзину с баночным пивом.

— Будешь?

— Не откажусь.

Достопочтенный мистер Холл. Ваше предложение по-прежнему кажется мне странным. Но договор есть договор, и вот я пишу введение к заказанной книге. Если хотите, расценивайте его как краткую биографию автора. Не обещаю Вам таких подробностей, как родился-женился-умер, — все это сведения, которые, как мне кажется, не могут Вас всерьез заинтересовать. Я еще не решил, о чем писать: начну с приключений. Льщу себя мыслью, что Вы найдете их занимательными.

Моя вторая жизнь началась в Париже. Еще не совсем понимая, что ввязываюсь в серьезную авантюру, я согласился за приличную сумму — а я сидел без гроша — выступить на каком-то собрании, рассказать о Чикагском университете, где учился. А потом три раза в месяц я изображал «эксперта по Чикаго» — рассказывал о традициях и достоинствах университета, об особенностях американской жизни. Ромарио представлял меня профессором, что не соответствовало действительности, зато действовало на публику как магическое заклинание.

Я сразу же понял, что моих нанимателей интересует не столько мое образование, сколько значок университета, который я должен был обязательно прикалывать на лацкан. После беседы публика (в основном это были родители выпускников скромник парижских лицеев) отправлялась в соседнюю комнату — обсуждать вопросы заочного поступления в университет. Там восседал Ромарио с «прейскурантом» — разумеется, все «тесты» для поступления в университет были платными. Наша концессия неплохо зарабатывала (правда, мне процент не начислялся), и за оставшиеся до лета шесть месяцев мои предприимчивые работодатели имели шансы сколотить некоторый капитал, но отдел борьбы с экономическими преступлениями прикрыл этот Клондайк через месяц, а все старатели отправились в бега. Я вынужден был уехать вместе с ними в Амстердам — к тому времени я уже полностью вошел в роль, и никто бы не поверил, что я не причастен к обману.

К тому же выяснилось, что я связался с благородными авантюристами — понимая, что подвергли меня неоправданному риску, они взяли меня в долю.

Увы, в отличие от легких на подъем мошенников, мне было что терять… Но это уже другая история.

Мишель подумал о Мари. Он уже так давно не видел ее — больше полутора лет.

Первую неделю после своего бегства из Парижа он звонил ей каждый день, но амстердамская жизнь постепенно захватывала его. Оставаясь наедине с самим собой, он вспоминал эту трогательную девушку, нежность переполняла его сердце, но… Когда он разговаривал с ней по телефону и врал что-то про свою работу, с ужасом чувствуя, что Мари верит каждому его слову, ему было… стыдно.

Он вспомнил тот день, когда впервые увидел ее.

После каждого выступления на собраниях «будущих универсантов» его новые знакомые приглашали Мишеля в один и тот же ресторан. Сборища пусть и не совсем случайных, но поверхностно знакомых между собой людей редко бывают интересными, поэтому обычно компания откровенно скучала. Уже во второй раз Мишель хотел отказаться, сославшись на то, что приглашен в другое место, но что-то не вышло, и он дал себя уговорить отправиться на вечеринку, заранее зевая от тоски. Судя по лицам соседей по столу, не он один собирался смыться пораньше.