Синти Шелтон - Ресторан Мари Дюпьер

Она ускорила шаги, однако один из бродяг успел-таки уцепиться за рюкзачок, висевший у нее на руке.

— Куда ты так торопишься, красотка?

Я понял, что мое время настало. Я подхватил флер под руку, предварительно дав бродяге небольшого тумака, и повел ее по набережной.

Пройдя немного, мы остановились у парапета.

— Спасибо. — Ее голос был слегка взволнованным.

— Не стоит, это было нетрудно. — Я был скромен, но внимательно следил, произвел ли мой поступок на нее должное впечатление. Теперь я понял, что оказался в двусмысленном положении: я не мог сказать ей, кто я на самом деле, потому что тогда бы мне пришлось объяснять, как я здесь оказался. Мне оставалась только роль благородного заступника.

— Флер. — Она протянула мне руку.

— Серж, — сказал я. Бог знает, почему я так представился ей.

Мы медленно шли по набережной, и то чувство беспричинной радости, которое посетило меня после нашей первой встречи на рынке, опять вернулось мне. Впервые я смотрел ей прямо в лицо и мог разглядеть каждую его черту. Я отметил, что у Флер маленький изящный подбородок, ровные белоснежные зубы и нежные губы; не тронутые помадой.

— Мне сюда, — сказала она, останавливаясь перед спуском в подземку.

— Можно еще чуть-чуть проводить вас? — Мне показалось, что она успела заметить мое волнение. Но я продолжал смотреть на нее мне хотелось продлить долгожданную встречу.

Флер удивленно взглянула на меня, но ничего не сказала. Мы прошли вместе еще немного, она купила билет, вежливо попрощалась со мной, прошла контроль и, не оборачиваясь, направилась к платформе. Поезд уже подходил. Боже мой, ведь сейчас она уедет! Неужели я все испортил?! Я продолжал стоять и смотреть на нее, и внезапно она обернулась и помахала мне рукой. Я бросился за ней, но был остановлен встречным потоком людей.

— Завтра в пять я буду ждать вас у Оперы! — крикнул я.

В ответ она тряхнула своими кудряшками, что могло означать и «да» и «нет». Я смотрел, как Флер вошла в вагон, села на свободное место — рядом с какой-то женщиной, которая показалась мне странно знакомой — и достала журнал. Его яркая обложка пару секунд была видна мне, когда поезд отходил от станции.

Я вышел из метро с ощущением легкого беспокойства, причину которого никак не мог определить, я достал блокнот и записал: «Хочу, чтобы ощущение чистоты и света, исходящее от нее, проникло в меня как можно глубже и чтобы я мог сохранить его в моей душе навсегда».

Закрыв блокнот, я внезапно понял, что беспокоит меня: эта женщина, рядом с которой села Флер. И еще через секунду я осознал, что это была так долго и безуспешно разыскиваемая мною Роберта!

Мысль о Роберте пронзила меня как током. Это было слишком невероятно! Но теперь я уже не сомневался, что видел именно ее.

Обдумывая, что все это может значить, я незаметно добрался до дома, поднялся к себе и сразу же улегся в постель. Я слушал в темноте сопрано, доносившееся с нижнего этажа, и меня одолевали волнение и тревога.

Я испытывал невыразимую нежность к моей дочери. Мне хотелось быть с ней рядом, гулять, разговаривать или молчать — все равно.

«Наверное, ты просто стареешь, — сказал я себе, в который раз пытаясь разобраться в переменах, проведших со мной за последние несколько дней, — и поэтому отцовские чувства заслонили от тебя все остальное. И, может быть, ты разучился отдаваться урагану страсти, который все сметает на своем пути.

Ведь тогда с Робертой ты терял и рассудок, и, кажется, саму душу, растрачивая себя без остатка и наслаждаясь собственным уничтожением».

«Из двух мудрецов один действует, а второй понимает», — вспомнил я. Хорошо, мистер Холл может быть, вы объясните, что со мной происходит?!

Свое отношение к дочери я мог определить только как невыразимую нежность.

Это выражение — «невыразимая нежность» очень понравилось мне, и я решил обязательно использовать его в романе. Вставать и включать компьютер мне было лень, поэтому я зажег настенную лампу над своей кроватью, достал блокнот и лежа стал писать в нем.

«Она несет покой и умиротворение моей больной душе — как врач-психиатр, хотя и плохой, я все-таки сознаю собственное нездоровье. С ней мысли мои очищаются, а душа готова обрести столь необходимое ей равновесие».

Похоже, когда я писал и думал о ней, моей Флер, мне действительно становилось легко. Я натянул на плечи плед, желая продолжать свои размышления, но неожиданно для себя провалился в глубокий сон…

Солнце стоит в зените. На небе ни облачка. Я подхожу к окну и с наслаждением вдыхаю свежий воздух, доносящийся с реки.

Я направляюсь в ванную комнату. Перед дверью полу лежит длинный зеленый пояс с красным — то ли египетским, то ли китайским — рисунком. «Откуда он тут взялся?» — удивляюсь я, щелкаю выключателем и вхожу в ванную. Но там по-прежнему темно. Ладно, помоюсь без света.

Я поворачиваю кран, но он не может выдавить из себя ни капли воды. Черт! Я иду к телефону. Что? Телефон тоже не работает? Это уже слишком. Наскоро одевшись, выхожу на лестничную площадку и звоню в соседнюю дверь. Тишина. Звоню в другую. Никого. Тишина висит в воздухе, я не слышу ни единого звука. Все привычные шумы многонаселенного дома исчезли. Мне становится не по себе. Я вслух произношу какие-то ругательства, но почему-то не слышу своего голоса. И тогда в ужасе выбегаю на улицу.

Господи! Ни прохожего, ни машины. Только легкий ветерок и яркое беспощадное солнце на чистом небе. Ускоряя шаг, я иду, потом бегу по направлению к центру города. Вот и парк. Здесь чуть прохладнее. Возле куста жасмина стоит какая-то женщина. Она поворачивается, и я узнаю Роберту. Я протягиваю к ней руки и пытаюсь что-то сказать, но не могу. Она беззвучно смеется надо мной…..

Я проснулся со страшной головной болью и весь в холодном поту. На часах было три. Я отправился в ванную. Свет зажегся, вода потекла… Выйдя из ванной в халате, я стал рыться в своем гардеробе: в пять я надеялся увидеть мою Флер.

Я надел белую рубашку и белые джинсы. Немного подумав, достал из шкафа синий вельветовый пиджак. Выйдя на улицу, купил прелестный маленький букет фиалок, перевязанный тонкой кружевной тесьмой.

Она пришла! Мои фиалки удивительно шли к ее воздушному сиреневому наряду, в котором она была еще больше похожа на бабочку. Я взял ее под руку, и мы пошли по направлению к Лувру.

— Можно узнать, Серж, чем вы занимаетесь в свободное от спасения девушек время? — лукаво спросила она.

— Я смотрю в прошлое и в будущее, — торжественно проговорил я.