Синти Шелтон - Ресторан Мари Дюпьер

Однажды, заведя речь о компьютерных технологиях — а на эту тему поляк мог говорить часами, — Мишель спросил:

— Наверное, теперь уже не пробьешься запросто к засекреченной информации, как тогда, помнишь?

— Для настоящего профессионала нет ничего невозможного.

— Ты хочешь сказать «профессионалов»? В одиночку, наверное, уже никто не работает?

— Почему нет? Конечно, сейчас все несколько усложнилось, но большинство все равно пользуется шаблонными схемами. А если защиту информации заказывали опытным людям, то их почти всех можно узнать «по почерку» — их ведь немного. А если знаешь человека, знаешь и его фирменные штучки.

— Солидные организации, наверное, каждый раз обращаются к разным специалистам?

— Нет. Обычно в банках есть собственные отделы. Люди извне приглашаются в крайних случаях. Вот, например, в нашем с тобой любимом банке сидят ребята грамотные, но без фантазии. Я заглядывал туда несколько раз, они, конечно, не зря деньги получают, но ничего сверхъестественного не придумали. Со счетами, вероятно, пришлось бы повозиться, но все равно — работы на неделю.

— Да ты что?! Спорим, и за месяц не успеешь? — столько времени оставалось до дня рождения Флер.

— Нет уж, неделя так неделя. Что ставишь?

— Я приглашу тебя в Париж, и мы с тобой разопьем бутылку божоле из моей коллекции. Ты любишь вино?

— Я не большой знаток, но никогда не поздно им стать. Только прошу тебя, не пытайся снимать со счетов наличные напрямую, тебя засекут тут же. И дорогу мне, пожалуйста, оплати не из банковских денег. — Анджей, конечно, его уже раскусил… А может, он еще тогда, с этими документами «Пари кредит» понял, с кем имеет дело? Но отступать Мишелю было некуда. И потом, похоже, мальчишку все это не волновало.

Мари вышла из автобуса. Солнце уже не так палило. Автобус, развернувшись на асфальтовом пятачке, притормозил рядом с ней, и водитель помахал ей рукой. Через несколько минут автобус скрылся из вида.

Вилла писателя была окружена невысокими, но буйно разросшимися тополями. В начале дорожки, ведущей к дому, был установлен стенд, на нескольких языках сообщавший, что дом писателя открыт для посетителей две недели в году и посетить его можно, только имея с собой пригласительный билет. Все пригласительные билеты, объяснялось на стенде, были приготовлены самим писателем заблаговременно.

«То есть при жизни, — подумала Мари. — Интересно, кому на самом деле предназначался билет, который сейчас лежит у меня в сумке? И хорошо ли, что я решила им воспользоваться? Впрочем, не ехать же теперь обратно?» — И она — зашагала по дорожке…

Мари протянула приглашение встретившему ее у фонтана молодому человеку с белой повязкой на голове. Он молча взял у Мари сумку и жестом пригласил идти за ним.

Они поднялась по ступеням и прошли в холл. После яркого солнца ее глаза привыкали к приятному полумраку. Человек с повязкой ушел в одну из боковых дверей, но тут перед нею возник другой молодой человек — с густыми черными бровями. Он поклонился Мари и сказал на отличном французском:

— Я провожу вас в вашу комнату, где вы сможете отдохнуть. Ужин в восемь часов. Приходите, пожалуйста.

В доме звучала тихая музыка. «Что-то старинное, — подумала Мари, поднимаясь вслед за молодым человеком на второй этаж. — Возможно, Бах или Вивальди». Вообще-то, она не очень разбиралась в классике.

Молодой человек открыл перед ней дверь.

— Прошу вас, — проговорил он и отступил в сторону.

Она вошла. Молодой человек повернулся, и она услышала его удаляющиеся шаги.

Мари подошла к одному из двух окон, закрытых от солнца тяжелыми шторами, и отодвинула красноватый выцветший бархат. Окна выходили в достаточно запущенный сад. Напольные часы за ее спиной вздохнули, отчего она вздрогнула, и глухо пробили семь раз.

Мебель в комнате была, в общем, случайной: старинный диван и старинное венецианское зеркало в вишневой раме странно сочетались с треугольным журнальным столиком шестидесятых годов нынешнего века. За раздвижной дверью Мари обнаружила душевую комнату и, быстро сбросив с себя пропыленную одежду, с удовольствием встала под холодную струю.

«В какой одежде, интересно знать, у них принято выходить к ужину?» — подумала она, чувствуя себя после душа вполне освежившейся и даже отдохнувшей. Немного поразмыслив, она решила, что черная шифоновая юбка до щиколотки и легкая белая блуза будут уместны в любом случае. Без пятнадцати восемь она, чувствуя легкий холодок в спине, вышла в коридор и спустилась в холл. Чернобровый молодой человек уже ждал ее.

— Прошу сюда. — Он распахнул перед ней створки тяжелых дверей, и Мари вошла в большую круглую столовую, посредине которой стоял круглый же стол, застеленный льняной скатертью цвета яичного желтка и сервированный на несколько человек.

Столовые приборы выглядели весьма необычно: они были сплетены из нескольких видов каких-то разноцветных металлов. Мари, знавшая толк в сервировке, никогда не видела ничего подобного. Корзина с хлебом была тоже плетеной из разноцветных металлических прутьев, ими же были оправлены две бутылки вина, подвешенные над столом и приводимые в движение, как поняла Мари, специальными веревками с изящными плетеными ручками на концах. Молодой человек отодвинул для нее стул.

— Я очень сожалею, мадам, — сказал он, наливая в ее бокал белое вино. — Но боюсь, что вам придется немного поскучать — еще не все приехали. — После этих слов он повернулся и, поклонившись ей, исчез за дверью.

Мари поднесла к губам бокал и попробовала вино. Оно было великолепным, но вкус его был незнаком ей. Ей очень хотелось разглядеть бутылку, но она побоялась, что не сможет справиться с веревкой, на которой бутылка была подвешена. Впрочем, наверняка она еще успеет разобраться во всем. Мари с удовольствием откинулась на спинку стула. С тех пор как она, сидя в самолете, поняла, что Мишель помнит о ней и заботится о будущем их дочери, на ее душу снизошло полное спокойствие. С бокалом в руке она встала из-за стола, разглядывая развешенные по белым стенам столовой картины.

На картинах были изображены люди с треугольными головами и треугольными же туловищами. Что-то подобное она уже видела в Париже на выставке знаменитого мексиканского художника, фамилию которого не запомнила.

На полу лежал большой белый ковер. Рассмотрев, Мари поняла, что на нем изображен Северный полюс: среди льдов чья-то безудержная фантазия в сложном порядке разместила несколько странных деревянных домов с дымящимися трубами.

— Этот ковер создан по эскизу самого писателя, — сказал чернобровый, входя в комнату с большим блюдом на подносе.

Он поставил блюдо на стол и поднял металлическую крышку, такую же плетеную, как и остальные приборы. На блюде лежала жареная золотистая дичь, украшенная малиной и какими-то зелеными камешками. Держа наготове приборы для разрезания дичи, молодой человек вопросительно посмотрел на Мари, и она указала ему на крылышко, показавшееся ей особенно аппетитным. Он отрезал крылышко и положил ей на тарелку, добавив немного малины и загадочных зеленых камешков. Потом он привел в действие бутылку с понравившимся ей вином — Мари во все глаза смотрела, как он это делает, и на этот раз, кажется, поняла — и наполнил ее уже опустевший бокал. Проделав это, он пожелал ей приятного аппетита и ушел. В гостиной зазвучала та же приятная старинная музыка.