Синти Шелтон - Букет горных фиалок

— О себе. И о нем тоже. — Джереми кивнул на кусты, служившие Маню прикрытием. — Интересно, давно ли его посетила оригинальная мысль избрать проклятые кусты зрительской ложей? Может, он видит не первую серию… Тьфу, ты черт!

— Успокойся. Он же не папарацци.

— Да я уже успокоился, — сказал Джереми, продолжая методично кидать камни.

— Тогда перестань бросаться камнями, — попросила Элль, — раз уж ты и правду успокоился.

— Хорошо, — вздохнул Джереми и оставил гальку в покое.

Она притянула его голову к себе и заставила мужа лечь, положив голову ей на колени. Элль гладила его волосы, приговаривая:

— Ну вот… Все уже хорошо…

Джереми прищурился и посмотрел на нее снизу вверх сквозь ресницы.

— Да нет, раньше он этого не делал, — сообщил он. — Он и в первый раз выпрыгнул из-за куста чуть ли не по пояс, только я был не в том состоянии…

Элль, не отвечая, продолжала гладить мужа по голове.

— Погоди-ка. — Джереми остановил ее руку и приподнялся. — А ведь это он!

— Что — он? — не поняла Элль.

Джереми сел, скрестив ноги по-турецки, и уперся локтями в колени.

— Это он положил букет на подоконник. Это он принес цветы.

— Джереми, какая чушь! — возразила она. Маню в роли пылкого влюбленного, тайно под покровом ночи приносящего цветы, — сама мысль показалась ей нелепой.

— Это Маню, — убежденно сказал муж.

— Почему ты так решил?

Джереми потыкал сжатым кулаком гальку.

— Сейчас…

Он наморщил лоб, лицо его стало сосредоточенным,

— Понимаешь, — сказал он, прищурившись на воду, — у него гораздо больше ума, чем кажется с виду. Он плохо говорит, и это запутывает. Он не смог бы играть, будь у него мало мозгов, — просто не смог бы, я это знаю. Вот… — Он приложил палец к губам — характерный для Джереми жест, когда он задумывался над сложной проблемой, требующей сиюминутного решения. — Ты с ним танцевала весь вечер, и он смотрел на тебя, как на ангела, спустившегося с небес лично к нему. Цветы дарят женщинам… А с какого возраста мальчишка начинает соображать, как сделать приятное даме? Господи, в любой мыльной опере букетами просто швыряются напропалую! Достаточно посмотреть телевизор, чтобы понять, как должны поступать джентльмены по отношению к леди, если своего ума не хватает. Элль, да он влюблен в тебя по уши! Бог мой, вот это соперник! — И Джереми расхохотался. Впрочем, совершенно беззлобно.

Элль внимательно выслушала сбивчивую тираду мужа. Хотя его пространные и довольно-таки сомнительные аргументы не до конца убедили ее, но в них было зерно истины, и она все больше чувствовала, что Джереми прав.

— Не знаю. — Все-таки она сомневалась. — Твои доводы выглядят не очень убедительно. Может быть, все-таки это не Маню? Я бы согласилась с тобой, если бы он подарил мне свой игрушечный автомобильчик. Но цветы?

— А кто? Фармацевт? Неужели ты думаешь, что я говорил о нем серьезно? — спросил Джереми. — Элль, это же смешно! Какой из него Дон Жуан! Не хочу над ним смеяться, но было замечено, что при виде меня поэт Луи резко теряет в объеме. Так сказать, не выдерживает моих габаритов: слишком у нас разные весовые категории. Ты улыбаешься?… Фермеры? Элль, я знаю фермеров — они чересчур серьезны для букетиков. У них на уме, во-первых, коровы; во-вторых, коровы; в-третьих, коровы, — весь остальной мир прилагается к коровьим рогам как дополнение. Ты подумай сама — все складывается один к одному: целую вечеринку ты посвящаешь малому, чтобы я мог попользоваться его аккордеоном, утром появляются цветы, а потом мы замечаем Маню, занятого — чем? Он шпионит за нами и получает удовольствие от наблюдаемых картин. Хотя нет, не так… — поправился он. — Мне все же кажется, что он не следил за нами специально — он изволил любоваться вами, мадам! Издали. И возможно, неожиданно для себя застал нас в самый что ни на есть интимный момент. Может, он этого и не ожидал… Повторяю: я уверен, он гораздо сообразительней, чем мы думаем.

— А может, это был Ле Бук? — предположила она.

— Ле Бук? — переспросил Джереми. — По-моему…

— …я сморозила глупость, — закончила Элль. — Ты прав.

Джереми задумчиво почесал висок кончиком согнутого указательного пальца.

— Не очень-то мне нравится такой поворот. У парня не хватает извилин, и черт его знает, что от него ожидать можно. Один фортель он уже выкинул…

— Джереми, не ругайся, — попросила она мужа. Он весело поднял брови.

— Я ругаюсь? А что же я по-твоему должен делать? Петь псалмы?

— Ладно, ладно… — Сдаваясь, Элль подняла руки вверх.

— Что же мы будем делать? Парень-то он, похоже, настырный: чтобы забраться на второй этаж и положить цветы, требуются доля упрямства и отсутствие лени. А что из этого следует? Есть первый букет, будет и второй, а потом начнутся, вероятно, более активные действия. Мне этого совсем не хочется. Нам могут испортить наше безоблачное существование в этом приятном уголке.

Элль рассеянно подобрала камешек и кинула его в воду. Затем кинула другой.

— Эй, — позвал Джереми. — Ты идешь по моим стопам, тебе не кажется? И что же мы, в конце концов, будем делать с влюбленным Маню? Он может быть понастырнее любого другого.

— Мне кажется, нет… Я просто уверена, что нет, Умом он все-таки ребенок, Джереми. Он действительно мог принести мне цветы. Собезьянничал сценку, увиденную по телевизору, — дети, бывает, изо всех сил стараются выглядеть взрослыми, — нарвал фиалок и принес. Но надолго его не хватит, — сказала Элль, продолжая бросать гальку и следить за разбегающимися по воде кругами. — А что с ним делать? Ничего. Не жаловаться же на него матери? Я с ним поговорю. И все-таки не верится. Уж слишком разумный для него поступок.

Джереми снова прилег и положил голову ей на колени, взял ее ладонь и приложил к губам.

— Ты сможешь ему объяснить, что следить за нами нельзя? — спросил он. — Боюсь, у меня из подобной попытки ничего не выйдет.

Просто руки чешутся дать ему подзатыльник.

— Я постараюсь.

— Будем еще купаться? — спросил Джереми, видимо, удовлетворенный ее обещанием.

Элль посмотрела на прозрачную воду, а потом на куст, за которым прятался Маню:

— Нет. Что-то не хочется.

— Что ж… Тогда вернемся? — предложил он.

— Да, пожалуй.

Джереми поднялся и принес ей одежду — Элль так и оставалась в одной рубашке. Пока она одевалась, он сложил в сумку купальные полотенца. Элль надела белье, влезла в джинсы и кроссовки. Муж ждал ее, повесив сумку на плечо.

— Погоди, — сказала она и достала из кармана сумки расческу.

Глядя в воду, как в зеркало, она причесалась. Джереми внимательно следил за нею. Закончив причесываться, она повернулась к мужу, который по-прежнему внимательно изучал ее.

— Что-то не так? — поинтересовалась она.