Синти Шелтон - Букет горных фиалок

— Тебя здорово выбило из колеи, — ответил он с непонятной интонацией — то ли спрашивая, то ли утверждая.

— Вы наблюдательны, мсье. — Она сделала неудачную попытку отшутиться.

Ее отговорка прозвучала достаточно неуклюже, чтобы вконец испортить настроение. Еще утром с подачи Джереми появление букета выглядело не более чем забавное приключение без каких-либо последствий. Разве что внезапный необъяснимый испуг вдруг накатил на нее, но со своими страхами она сумела разобраться. Сумела ли? Элль вдруг почувствовала, что на нее надвигается ужас перед безысходностью. Господи! Разозлившись, она усилием воли подавила свои страхи и мысленно выругала себя.

Ее душевное смятение прошло для мужа незамеченным: Джереми ушел вперед к живой изгороди вокруг заводи. Он раздвинул ивовые ветви, открывая проход, и Элль проскользнула в полумрак под спутавшимися кронами низких ив. Муж последовал за ней.

Они миновали перелесок и вышли на луг. Сразу стало жарко: тени не было, а от травы поднимался крепкий, дурманящий дух. Склон здесь лежал немного круче, и Элль внимательно смотрела под ноги, чтобы не споткнуться о кочку. Джереми поддерживал ее под локоть. По дороге к дому они почти не разговаривали.

Наклонившись, Элль на ходу сорвала травинку и сунула ее в рот. Надкушенный стебелек был чуть кисловат и приятен на вкус. Пешая прогулка оказала на нее успокаивающее действие, да и вид окрестностей не располагал к мрачному настроению: с луга уже было видно залитое солнечным светом селение, на лугах в отдалении чернели стада. Она уже без содрогания могла думать о повторившемся приступе испуга и пришла к выводу, подсказанному ей мужем. Конечно же, она беременна- это уже ясно практически без сомнений. А с чего бы ей еще обмирать и трястись безо всяких на то причин? Она прямо сейчас зайдет в аптеку и возьмет тест. Ах да… Аптека же закрыта: фармацевт уехал… Значит, она зайдет после пяти.

Проделка Маню уже не казалась чем-то шокирующим и требующим немедленных ответных карательных мер. С ним надо поговорить, решила Элль, мягко и спокойно, но так, чтобы он понял. Не стоит на него сердиться — это лишь напугает его, и неизвестно, будет ли тогда прок от внушения. И Мари не стоит посвящать в детали, к тому же неловко будет объяснять, в какой деликатной ситуации застал их с Джереми Маню. В конце концов, она сама во всем виновата — так получается, что она вскружила ему голову, даже не предполагая, что это может произойти.

— Элль! — вдруг нарушил молчание Джереми. — Что с тобой. Опять испугалась чего-то, как утром?

Элль покачала головой.

— Нет, — односложно ответила она, жуя травинку.

— Не хочешь говорить?

Элль вытащила изо рта стебелек, зачем-то осмотрела измочаленный конец травинки, выбросила ее и сорвала новую.

— Глупо получается. Я сама во всем виновата, — сказала она.

— О чем это ты?

— Все о том же… Не надо было мне танцевать с ним…

— Не надо валить с больной головы на здоровую, — возразил муж. — Помнится мне, что я сам тебя попросил.

— Через неделю снова будет воскресенье.

— Ах, вот ты о чем! Тебя беспокоит будущее воскресенье или что-то большее?

Она молча жевала травинку.

— Хочешь, мы уедем? — спросил муж. — Завтра же. Автобусом. Сейчас придем, соберем вещи, а утром уедем.

— Нет. Неловко, — сказала она. — Мы тут только неделю пробыли. Перед Мари неудобно. Как ей объяснить причину столь внезапного бегства? И перед Луазо тоже…

— Придумаем чего-нибудь… И почему нам должно быть неловко — это же наш с тобой медовый месяц мы вольны поступать, как нам вздумается, и сумасбродства нам совсем не противопоказаны…

— Завтра за тобой должен Ле Бук заехать…

— Оставлю ему пространную записку с вымышленными причинами первостатейной важности и с выражением надежды порыбачить вместе как-нибудь в другой раз…

— Нет, Джереми, так не годится, — отказалась она и подумала о том слове, которое использовала, говоря об отъезде из Семи Буков.

Бегство. Почему она выбрала его, а не какое-нибудь другое? Слово ей не нравилось. Элль никогда не считала себя робкой. Она не собирается никуда сбегать — время, когда веришь, что игрушки по ночам оживают и расхаживают по комнате, а за раскрытой створкой стенного шкафа кто-то сидит и пристально смотрит на тебя, ожидая, когда твои веки сомкнутся в глубоком сне, для нее уже давно миновало. Игрушки — всего лишь игрушки, а в шкафу лишь одежда или постельное белье — и никого и ничего больше! — Я не хочу уезжать. Тебе здесь плохо работается?

— Мне работается здесь замечательно, — возразил он. «Мне» Джереми выделил. — Я вообще люблю такие тихие уголки. Но тебе… тебе здесь не скучно?

— Не скучно, — ответила она кратко. — Не веришь?)

— Верю, — сказал Джереми и посоветовал: — Тогда не вешай носа. Ты же сама уверяешь меня, что Маню — ребенок. Откуда тогда такое мрачное настроение? Я думаю, что все образуется. Маню — парень понятливый. Я бы сам взялся переговорить с ним, но опасаюсь, что потрачу весь день на беготню за ним по горам и долам.

— Джереми, — укоризненно сказала Элль. Краем уха она слушала мужа, пребывая погруженной в собственные мысли.

— Ты думаешь, я шучу? Он же на меня реагирует, как спринтер на выстрел стартового пистолета. Элль, меня еще никто так не боялся, как он. Меня вообще еще никто и никогда не боялся! Я при встрече с ним чувствую себя монстром…

— Я сама с ним поговорю. Я же обещала. А если он не поймет и по-прежнему станет ходить за нами по пятам, мы уедем. Хорошо?

— Будь по-твоему, — согласился Джереми. Незаметно для самой себя Элль полностью переключилась в размышлениях на Маню. Ребенок… Ребенок, которому тридцать лет.

У которого растет борода. Будь он и вправду мальчишкой, разобраться с ним было бы не в пример проще. Может, стоит прислушаться к совету Джереми, придумать безотлагательный повод для отъезда, сесть в автобус и покинуть Семь Буков, чтобы быть подальше от не в меру любопытных глаз Маню. Элль раздраженно передернула плечами. Ей не меньше Джереми нравилось здесь. Поступок Маню пока был первым и единственным, омрачившим их пребывание в деревне. Меньше всего она ожидала, что может произойти нечто подобное. Ну же, одернула она себя, вспомни-ка своих племянничков — тоже ведь суют нос куда ни попади, и пока не задашь им хорошую взбучку, не перестанут. Но то племянники…

Маню влюблен в нее, в Элль. Ей не нравится «такой поворот» — так вроде бы изволил выразиться муж. Ей не приходилось пока сталкиваться с влюбленными в нее детьми. Когда она сама была девчонкой, ей жутко не нравились ухаживания мальчишек. Господи, что за чушь она несет! Да какой он мальчишка — у него тело взрослого мужчины: она сама лицезрела его покрытую волосами грудь во время воскресных неистовых плясок на пару. Еще один бред… Наверное, это больше всего и смущает в нем: взрослый телом, но ребенок умом. Пацану можно и уши надрать — кара имеет неплохое свойство отбивать охоту к предосудительным действиям и, применительно к дерековым близнецам, всегда дает исключительно положительные результаты, — а совершить экзекуцию над Маню рука может и не подняться. Разве он виноват и том, что он такой? Да и какое она имеет право наказывать его?