Стефани Перкинс - Айла и счастливый финал [litres]

Странный ответ, но все равно хороший. Есть над чем подумать. Мы входим в маленькое непривлекательное здание темно-зеленого цвета. Сегодня здесь нет туристов. Мы покупаем билеты, показываем их охраннику и спускаемся по спиральной лестнице вниз, пока не оказываемся в длинном низком туннеле. Сверху капает вода. Под ногами хлюпают лужицы. В катакомбах прохладно, но не холодно, потому что нет ветра.

Курт показывает на туннель, закрытый воротами:

– Я тебе рассказывал, что в Париже более трехсот километров заброшенных туннелей?

Да. Рассказывал. Он болтал об этом без остановки с тех пор, как мы вернулись в школу после летних каникул. Но в прошлом месяце интерес Курта превратился в одержимость. Пока я торчала в школе после уроков, он читал про туннели métro , каменоломни, в которых добывали известняк, коммуникационные и канализационные туннели, а также различные тайники, которые вместе составляют одну из самых огромных подземных сетей в мире.

И конечно же Курт теперь хочет составить подробную карту подземного Парижа.

Наверное, странно, что два самых важных человека в моей жизни интересуются картами. Не только Курт одержим ими, но и Джош. Просто он рисует карту своей жизни, описывая ее основные события. Интересно, как долго я буду ее частью? Где и когда наши пути разойдутся?

– Существует несколько карт туннелей, – продолжает Курт, – но ни одну из них нельзя назвать полной. Часто в них указывали неверные маршруты, чтобы люди реже спускались вниз.

В туннели так просто не попасть, и это невероятно разочаровывает Курта, добросовестного приверженца правил. Но не останавливает других. Туннели привлекают диггеров, среди которых есть историки, художники, спелеологи, музыканты, искатели сокровищ и просто любопытные. Некоторые спускаются под землю, чтобы отыскать спрятанные здесь произведения искусства. Кто-то даже снял фильм о том, как французские партизаны прятались здесь во время фашистской оккупации и как через некоторое время по этим же туннелям спасались бегством уже фашисты.

Скоро одержимость Курта пересилит необходимость следовать правилам. Но пока он вновь и вновь посещает открытую часть – катакомбы. В конце восемнадцатого века сюда свезли более шести миллионов тел умерших, и теперь за небольшую плату можно посмотреть на бесконечные груды костей. Некоторые из них отобраны по размеру или типу. Но большую часть, кажется, просто складывали без разбора.

В детстве я считала катакомбы пугающими. Когда чуть повзрослела, они стали вызывать любопытство. А теперь мне здесь… спокойно. Но, возможно, все дело в том, что здешние кости напоминают мне об одной татуировке. Я сажусь на складной стул, предназначенный для охранника, а Курт тщательно исследует все вокруг.

Мне кажется, что я идеально подхожу этому месту. Тихая и, бесспорно, мрачная атмосфера отражает мое душевное состояние. Мое наказание закончилось еще до Дня благодарения, все это время я старательно выполняла домашние задания, готовилась к экзаменам и ни разу не притронулась к приключенческим книгам. Только погружение в учебу отвлекает меня от молчания, воцарившегося между нами с Джошуа.

Как родители жили до появления сотовых? До Интернета? Когда привыкаешь все время находиться на связи, ее отсутствие сводит с ума. Мы пишем друг другу письма, но они идут так долго, что, когда мое письмо наконец-то доходит до Джошуа, он находится уже в другом городе: его семья постоянно путешествует между Нью-Йорком и Вашингтоном.

Кажется, сейчас он в Вашингтоне. По крайней мере, именно туда я отправила атеистический подарок на Хануку – коробку с его любимой французской едой. Если бы я могла поговорить с Джошуа, мне стало бы лучше. Я ношу его письма в сумочке, каждый день пью из пивной кружки и повесила его рисунки возле кровати, рядом с моей подвеской, которую он нарисовал в первую учебную неделю, и деревом в окружении голубей на Саграда-Фамилия (этот рисунок Джош отдал мне после того, как его исключили). Но на самом деле это никак не спасает меня от тоски.

И чем больше времени мы проводим врозь, тем дольше я раздумываю над окончанием «Парня из пансиона». Время, проведенное со мной, заняло у Джошуа всего восемь страниц. Директриса считает, что Джош лишь небольшая помеха на моем жизненном пути. Она ясно намекала, что я воспринимаю наши отношения серьезнее, чем он. Но это неправда. Джош тоже воспринимал их всерьез.

Но так ли это до сих пор?

У меня нет никаких поводов сомневаться в любимом, но чем больше времени мы проводим врозь, тем лучше я осознаю, что у наших отношений неустойчивый фундамент – его одиночество. Сколько времени пройдет, пока он не решит, что завести новую девушку проще, чем мучиться от одиночества? Ведь я была, если говорить честно, лишь удобным вариантом.

Джош – романтик. Ему нравится состояние влюбленности, и он жаждет любви, чтобы заполнить пустоту, вызванную постоянным отсутствием его родителей. Может, мы так быстро начали встречаться не потому, что идеально подходим друг другу, а потому, что с головой погрузились в эти отношения – он из-за своей ненасытной потребности любить, я из-за своей юношеской влюбленности. Неужели эти три года повлияли на мое восприятие реальности? И вообще, как хорошо я его знаю? С нашей последней встречи мне открылись такие его стороны, о существовании которых я даже не подозревала.

К тому же он так и не решил, где будет заканчивать старшую школу. Что, если я поступлю в Дартмутский колледж и перееду в Новую Англию, а его там не будет? Что мне там делать без него? И хотя у меня все еще нет планов на будущее, у него тоже теперь нет ничего конкретного. Его планы такие же хрупкие, как стена из костей.

Я сдаю промежуточные экзамены, не теряя надежды, что мои сомнения вызваны лишь долгой разлукой и встреча с Джошуа все исправит. Ночью перед последним учебным днем я с удивлением смотрю на телефон, на котором высвечивается номер миссис Уассирштейн.

Я отвечаю, молясь, чтобы это был Джош. Так и есть. Но меня тут же охватывает необъяснимое волнение, чуть ли не доводящее до истерики.

– Ты остаешься в Вашингтоне на зимние каникулы? – еле-еле удается выдавить мне.

– Нет, я звоню поделиться хорошими новостями. – Джош смеется. – В кои-то веки! Мы отправимся на рождественскую вечеринку в Метрополитен-музей. Вечерние наряды. Влиятельные люди. Наверное, там будет ужасно, но тебя пригласили мои родители, так что это хороший знак.

Это определенно хороший знак.

– И тебе придется надеть вычурное платье, а мне – хвастаться тобой, своей девушкой, – заявляет он, не давая мне ни секунды времени, чтобы прийти в себя. – Надеюсь, ты все еще хочешь, чтобы мир узнал о твоем существовании?