АlshBetta - Русская [СИ]

Мы с Никой переглядываемся, не утаив ухмылки. Она уже испытала эйфорический восторг от того, что держишь на руках своего малыша, мне еще только предстоит. И, на самом деле, слишком сложно вообразить, каково это. Накрыв свой живот ладонью, я искренне стараюсь представить своих девочек здесь, во плоти и крови. В моих руках, в руках Ксая… и потому едва не пропускаю слова Эммета.

— Мы с Вероникой хотели попросить тебя быть крестным отцом нашему сыну, Эдвард.

Алексайо тронуто улыбается, с любовью посмотрев на брата.

— Я буду счастлив. Спасибо вам.

— Его будут крестить под именем «Алексий», — решительно заявляет Танатос. — А в миру станут называть Эдлекс. Эдвард-Александр.

Мою ладонь, устроенную в ладони Ксая, муж крепко пожимает. Уникальный, чьи повлажневшие глаза так и лучатся благодарностью, растроганно выдыхает.

— Эфхаристо, Натос… боже мой…

Вероника поворачивается к Алексайо, открыто и сокровенно глядя на него. Она нежно улыбается.

— Я бы хотела, чтобы наш сын вырос таким же сострадательным, заботливым и преданным человеком, как ты, Эдвард. Чтобы у него всегда был пример для подражания, способный направить на верный путь.

— Эд, ты заменил мне весь мир в свое время, вырастил меня и сделал все, чтобы я стал настоящим мужчиной, способным отвечать за свою семью. Столько лет ты помогал мне с Карли, и эта помощь на самом деле неоценима. Нет в моей жизни человека, чьим именем я бы назвал сына, кроме тебя. Спасибо. Спасибо тебе за все.

На моей памяти, это самые крепкие, самые долгие и самые эмоциональные объятья братьев Каллен за все время. В доме царит их теплая любовь и взаимная благодарность друг другу, да иначе быть и не могло. Наши семьи окончательно стали одним неделимым целым.

— Дядя Эд, я скушал все овощи на обед, как мама и велела, — методично докладывает Эдлекс, многозначительно глядя на крестного, — я заслужил лукумадес, правда?

Ксай мелодично смеется, ласково покачивая мальчика в своих руках.

— Думаю, Дедушка Мороз не обделит хорошего мальчика.

Сложно понять до конца, что значило для Эдварда, что Эдлекса назвали в его честь — причем сразу в двух смыслах, мирском и религиозном. Его глаза, энергия и улыбка не затухали с появления в доме Дамира, все время подпитываемые дальнейшими счастливыми, если не сказать больше, новостями. Наш Колокольчик, Лисята, Эдли — все это части большого, крепкого, радостного бытия. Мне вряд ли придется беспокоиться за Эдварда с такой командой поддержки — самобичевание, тяжелые мысли и прочие прежние «радости» точно ему не грозят. Миром правит любовь — неисчерпаемая любовь царит и в сердце моего Аметиста.

— Элли, Софин, покажете Эдли елку? Мы с дедушкой только что ее зажгли.

— Елка горит! — восхищенно протягивает Ангелина, с удовольствием пожимая ладошку кузена, какого Эдвард опускает на ноги.

— Огоньки волшебные, — деловито, словно бы по секрету докладывает София-Дарина, забирая себе вторую ладошку брата, — пойдем-ка!

Эта троица, родившаяся с разницей в три недели, вызывает теплое чувство умиления во всех нас. Ника, усмехнувшись, закрывает шкаф, а я обнимаю Ксая за пояс. Как само собой разумеющееся, его пальцы гладят мою талию.

— Мы кое-что принесли к столу, Белла, — только вспомнив про тканевый пакет в прихожей, говорит Вероника, — я разложу на кухне, если ты не против.

— Конечно же. Я тебе помогу, — отпускаю мужа, напоследок огладив его плечо. И нарядный, и домашний одновременно, в праздничном свитере с узорами из снега, гномиками в цветастых колпачках и маленькими оленями, что заправляют парадом, Эдвард — ходячий праздник для детей. И это не глядя на то, что его появление в обществе наших непосед само по себе означает праздник.

Мы с Вероникой орудуем на кухне, раскладывая привезенные ей печенья в виде эльфов и оленят по узорчатым гжелевым тарелкам — вот что неизменно в нашем доме. Я достаю небольшой пряничный домик, собранный из коржей и скрепленный белковым кремом стараниями Каролин, когда невольно гляжу в арку, отделяющую гостиную от кухни.

В большой комнате с богато украшенной гигантской елью (лисята и Дамирка были в восторге от размера дерева, что Эдвард искал по всей округе двое суток) царит оживление. Дети, завороженно обходя елку со всех сторон, пересчитывают мигающие лампочки-свечки, цветастые шарики, серебристые шишки и шоколадные конфеты, развешанные повыше. Эдвард говорит о чем-то с Розмари, стоя у окна, а Рональд, похоже, прислушивается к детским разговорам. Они с Роз в одной цветовой гамме — красной, праздничной — и малышей это приводит в восторг. Но самым неожиданным такой образ отца является для меня — долгие годы он не надевал ничего ярче темно-синей рубашки, а теперь вот облачился в практически карнавальный костюм. Как вершина всех перемен в нем, внешний вид зацепил меня еще в их первый приезд на Родос. Сейчас цепляет окончательно.

Наши отношения сложно назвать истинно близкими. Ронни мой отец, я — его ребенок, и, конечно же, это нам никогда не изменить. Мы общаемся, и общаемся куда лучше, чем прежде, у нас даже есть общие темы, в основном касающиеся детей, а еще появились маленькие традиции, о которых мечтала в детстве…

Рональд говорит с лисятами только на английском и они, с удовольствием впитывая мой родной язык, перенимают его манеру разговора. Я вижу в чертах девочек Рональда — порой его взгляд, порой его смех, порой его улыбку — чудо, прежде мне неподвластное. Даже Дамирка, сначала напряженный по отношению к новоиспеченному дедушке, доверяет этой улыбке, улыбается сам. Рональд подарил ему большую железную дорогу на шестой день рождения, и они собирали ее вместе, вместе запуская и свой первый поезд. Дамиру понравилось.

Само собой, я борюсь с этим, но испытываю изредка чувство смятенной настороженности… слишком много было дурного, хоть и договорились мы о большей части произошедшего забыть (все равно прошлое не вернешь). И все же, в моей душе зреет принятие отца. Прежде всего — как дедушки лисят и Дамирки, как человека, осчастливившего Розмари, она светится рядом с ним… и как своего папы. Четыре года не были пустыми. Я уже называю Рональда именно так. Я ему верю. И верю, что это доверие не напрасно.

— Мамочка! — Элли вбегает на кухню, маленьким облачком пронесшись мимо.

У ее фиолетового платья с пышной юбкой прозрачные длинные рукава, больше аметистового оттенка от газовой ткани, а локоны венчает фиолетовый обруч с маленькой короной — полное отражение образа Софины. У нас на празднике две принцессы сегодня. И выбирал наряды этим принцессам, проявив все свое терпение, папа Ксай.

— Мамочка, мы нарядили Маслинку! Она теперь тоже πριγκίπισσα (*принцесса)!