АlshBetta - Русская [СИ]

— Ты меня воспламеняешь, — поправляет Ксай. — Каждое твое слово бесценно, любовь моя. Мне не перестать удивляться, если ты действительно так считаешь и такое испытываешь.

— Ты сомневаешься в том, что я испытываю с тобой? Особенно в ванне… ночью… в этой пижаме…

Дивная картина, как сдержанность быстрыми потоками горных рек испаряется из глаз Алексайо. Его взгляд становится хищным, чувствительность под стать электрическому проводу вне резины, а пальцы на моей спине и губы на моем лице крайне красноречивы. Эдвард меня хочет — и ничуть не меньше, чем хочу его я.

- την αξιολάτρευτη ελληνίδα σύζυγό μου (*моя очаровательная греческая жена), — на грани шепота, заклятия и стона признается Ксай. Нетерпеливый к кратким прикосновениям и необходимости наклоняться, попросту поднимает меня вверх — к себе. И теперь уже целует так, как душе угодно.

— Русская жена, — урвав секунду для вдоха, поправляю я, — для моего несравненного русского мужа.

Аметистовые глаза тлеют.

Новый Год мы решили встречать в России по ряду причин — прежде всего, потому что и нам с Эдвардом, и Эммету с Никой хотелось отдать дань уважения стране, позволившей встретить не просто родных людей, а часть себя — неотъемлемую.

Немаловажным фактом было и желание Ксая показать дочкам истинную русскую зиму, о которой прежде они слышали лишь из его вечерних рассказов. Для Ангелины и Софии-Дарины, проведших в Греции всю жизнь, снег казался не меньшим чудом, чем для Дамира в свое время море. Они возбужденно старались угадать, какой он на ощупь, запах и даже вкус, а увидев в окошках иллюминатора при заходе на посадку, восхищенно затаили дыхание. Весь день прилета у нас только и были разговоры, что о холодных снежинках и морозном воздухе.

Помимо намерения подвести черту в русской биографии Дамирки, повлияло на окончательное решение и настроенность на смену обстановки командировка старших Калленов в Форт-Уэрт, Техас.

Братья отсутствовали на Родосе в течении двух недель, обсуждая внедрение «Мечты» в авиапарк American Airlines, и их долгожданное возвращение уж очень хотелось как следует отметить. Целеево подошло идеально. Мы все скучали по этому месту, этим пейзажам, этому дому. Здесь много хороших воспоминаний — в каждом уголке, практически не тронутом временем.

Удивительно, ведь прошло четыре года, а я помню каждую мелочь. Помню запахи, цвета, помню даже свои чувства и эмоции… как впервые вошла в дом Алексайо, как встретили меня вековые пихты на улице, кованное крыльцо на пороге, а домоправительницы, подготовившиеся ко всему, внутри. Помню, как била гжелевые тарелки, с такой любовью расписываемые Эдвардом, от отчаянного желания его, неподвластного моим женским чарам, соблазнить. Помню, как после неудавшегося побега он терпеливо ухаживал за мной в течении стольких дней, пообещав не оставлять ночью, а днем скрашивая долгие пасмурные часы одним своим присутствием. Я помню, как мы откровенничали под «Афинской школой», ели шоколадный брауни из той именитой русской кондитерской, рисовали на тарелках и переживали мои кошмары. Я помню первую при мне ссору братьев, их примирение, знакомство с Каролиной. И первое откровенное признание Эдварду о его уникальности, желание любить и защищать мужчину, столько отдавшего собственных сил для блага пропащих девушек вроде меня. И его первую улыбку, такую восхитительную, но робкую, такую искреннюю, но тревожную — впоследствии именно за этой улыбкой он старался спрятать истинное положение вещей, благодаря чему мы и побывали в госпитале Целеево. Я помню нашу первую ночь в качестве супругов, чей брак заключен на небесах, а не бумаге, после возвращения с Санторини — и все последующие ночи тоже. А еще я помню Дамира — ту темную ночь, когда вошел в нашу жизнь, когда плакал, опасаясь верить, что навсегда, ту темную ночь, освещенную звездами, когда узнал о нашем переезде и дал себе право на надежду быть любимым, желанным и родным.

Я помню все, и я счастлива все помнить. Теперь наши воспоминания будут общими с лисятами — это ведь и их дом тоже.

…И это ведь их отец прямо сейчас намерен организовать нам еще одного лисенка. Будет сюрприз.

Фантастическое действие перестает в не менее фантастический финал. Мне забавно, во что перешло простое долгое расчесывание волос, и прекрасно, что именно этим оно и закончилось — буду чаще расчесываться дольше. Усмехаюсь.

— Что?.. — удовлетворенный и расслабленный донельзя, Ксай ведет незатейливые линии по моей спине, откинувшись на пуховые подушки. На губах его тоже бродит улыбка.

— Я по тебе ужасно скучала.

— Меня не было две недели, Бельчонок.

— Слишком долгие две недели, мистер Каллен, а белки — животные ненасытные.

Ксай искренне смеется, утягивая меня в новые объятья. Я с удовольствием устраиваюсь у него на груди, как и множество световых лет прежде. Люблю чувствовать каждой клеточкой во время, но и после люблю не меньше. Эдвард делает мой мир ярче.

— Какая же ты красивая, сокровище, — восхищенно признается Аметист. Ни с того ни с сего, только лишь убрав с моего лица мешающую прядку.

— Спасибо, Уникальный, — я выгибаюсь, благодарно поцеловав обе его щеки.

Эдвард пробовал вернуть полюбившуюся мне щетину или немного отпустить бороду в духе современных веяний и островной моды в целом, однако девочки забраковали эту идею на корню — «колется!». А мне нравится и так, и так.

В нашей жизни многое зависит от детей и условий, в которых им будет лучше. Только эта, совсем не тяготящая нас, приятная зависимость — и я, и Эдвард слишком долго ждали этих моментов. Счастье, что все-таки мы их дождались. Вместе.

Я лежу на груди Эдварда, слушаю его дыхание, чувствую и глажу его кожу, напитываюсь израсходованным теплом близости. Ксай перебирает мои волосы, лениво скользя по локонам, тихонько что-то мурлычет себе под нос. Удивительно, но первые наши совместные ночи, ровно как и первые ночи настоящие, выглядят сейчас совсем далеким сном.

Как будто сто лет прошло с тех пор, как уехали из Целеево на Родос, но внешне ничего в этой спальне не изменилось — обстановка та же, тот же вид из окна. Зима, вовсю разгулявшаяся в своих законных угодьях, ослепительно-белым снегом устилает землю. В честь праздника нас ждут глубокие сугробы и поразительной красоты снегопады из искрящихся снежинок самой правильной формы. На фоне темного, как смоль, неба, в окружении шумящих вековых пихт, все это действительно похоже на прекрасную сказку. Только нет здесь сказки, все по-настоящему — все составляющие моего личного новогоднего волшебства здесь — спят в разных комнатах большого дома.

— Знаешь, я бы хотела приехать сюда и летом тоже. Здесь неплохое место, чтобы встретить двадцатипятилетие.