АlshBetta - Русская [СИ]

Алексайо устраивается рядом с нами со вторым младенцем. Через какое-то время я беру на руки и Софию-Дарину. Мою уникальную греческую красавицу, воплотившую все папины мечты, все мои надежды вдвойне, с большей ясностью. Я люблю тебя до луны и обратно, мое счастье.

— Самые красивые на свете…

— Наши, — кратко дополняет Уникальный. И это, пожалуй, исчерпывающие слова.

В окне кухни мелькает свет фар. Черная ауди Эдварда, съезжая с главной асфальтированной дороги, огибающей поселок, поворачивает на подъездную дорожку — самую не заснеженную ее часть. Девочки, подпрыгнув на своем месте, с нетерпеливой прытью спрыгивают с высоких стульев на пол. Их цветы, как и удивленная Маслинка, остаются на гранитной поверхности барной стойки.

— Папочка!

— Дамирка!

Я слышу стук босых пяточек, торопящихся в прихожую. И Софина, и Элли бегут со всех ног, желая встретить родных людей прежде, чем те успеют даже ступить на порог. Малышки не любят расставаний, привыкшие все время проводить вместе, тем более, недавнее отсутствие Эдварда по делам холдинга сказалось на них — они соскучились. И даже такие короткие отлучки, как сегодня, принимать не согласны.

Я выключаю плиту и иду за девочками. Маслинка семенит следом.

Не больше, чем через пять минут после приезда, Ксай и Дамирка заходят в дом. Эдвард пропускает сына вперед, придержав шатнувшуюся от ветра дверь, и мальчик первый попадает под град приветствий от сестер. Их не заботит, что его куртка вся в снегу, а перчатки мокрые. От двух кратких поцелуев в обе щеки Дамир немного улыбается. Тронуто.

Алексайо закрывает дверь, повернув блестящий замок. И даже не пытается сопротивляться натиску лисят. Раскрывает детям объятья, прямо в пальто присаживаясь к ним в прихожей. Девочки смеются от вида снежинок на черной материи отцовской одежды, а потом крепко-крепко его обнимают, повиснув на шее. Ксай улыбается так же широко, как и его малышки. Момент их единения бесценен.

— Папочка, мы соскучились!

— Папочка, не уезжай без нас!

И поцелуи, поцелуи, поцелуи… Алексайо тает от влюбленного внимания дочерей.

Я наклоняюсь к Дамиру, вдруг посмотревшему на меня тоскливо-растерянным взглядом. Я никогда не забуду ту секунду, когда впервые глянул на меня своими небесными глазами — в тот миг я полюбила его, в тот миг я его нашла. И сейчас ни капли грусти, ни толики боли не хочу видеть в ребенке, который наравне с лисятами и мужем центр моего мироздания. Я ощутимо целую Дамира в щеку, прижав к себе. Мне тоже совершенно все равно, что куртка его холодная от минусовой температуры и промокшая от снега.

— С возвращением, мой сыночек.

Дамирка, так по-детски закусив губу, тихонько всхлипывает. Сам обнимает меня очень явно, сжав ладошки в кулаки. Он стал выше, стал взрослее, умнее, сдержаннее, красивее… но внутри он все тот же малыш, нуждающийся в ласке и понимании. Особенно после таких поездок.

Эдвард слышит всхлип сына. Не отпуская дочек, он оборачивается к мальчику с многообещающей поддержкой во взгляде. Мы будем рядом, несмотря ни на что. И мы все переживем вместе.

— Дамирка, я так люблю тебя, я так рада, что ты тут, — шепчу ему, не отпуская от себя, — ты мне все расскажешь, мой хороший мальчик, но прежде всего помни: ты дома. Все будет хорошо.

Колокольчик ничего не отвечает. Но еще долго меня не отпускает.

…О том, что сестер у него будет двое, мы сказали Дамиру после отъезда Рональда и Розмари. Он долго старался понять, что именно мы имеем в виду, не доверяя, что во мне могут уместиться сразу двое малышей. Но отрицательной реакции, так или иначе, не было, мы зря переживали. Дамира больше заботил сам факт появления в доме нового члена семьи, нежели их количество. Ближе к концу моей беременности он даже стал разговаривать с малышками, прислушиваясь к их шевелениям. Ксай несколько раз успел тихонько запечатлеть подобные моменты заочного знакомства на смартфон. И я, и Дамирка на этих фотографиях выглядели более чем умиленными.

Первая встреча нашего старшего сына с младшими сестрами состоялась на третий день после их рождения, когда Эдвард привез нас из госпиталя. Возле двух колыбелек, с робким любопытством заглядывая в каждую из них по очереди, Дамирка присматривался к девочкам.

— Они маленькие…

— Они подрастут, солнышко. Мы все были такими маленькими сначала.

— Они… спят? И только?

— Скоро начнут просыпаться почаще, — утешаю я, улыбнувшись и потрепав его красивые черные волосы, — однажды вы будете играть целые дни напролет, поверь мне. Ты запомнил, как их зовут?

— Это Софина, — нерешительно указывая на одну из сестер, произносит Колокольчик, — а это — Элли. Правильно?

Мне не скрыть своего удивления. Дамир действительно запомнил кто есть кто — это начало большого пути, а такое успешное.

— Все правильно, любимый. Ты чудесный старший брат.

Дамирка рдеется, потупив глаза. А потом, надеясь спрятаться, меня обнимает.

— Я люблю тебя, мамочка. И маленьких я тоже люблю…

— Это абсолютно взаимно, мой котенок, можешь даже не сомневаться.

Эдвард говорил мне, после у них с Дамиром был разговор. Малыш не решался кое-что спросить у меня, но папе открылся, задав наиболее интересующие вопросы. Большинство из них было невинно-наивными, но волнующими детское сердечко. Ксай смог разогнать сомнения Дамирки, как умел это делать лишь он, и вселить в него веру в лучшее. Наше совместное времяпровождение, не глядя на постоянную заботу о новорожденных, тоже возымело свое влияние. Мы — семья. И никто в ней никого не забывает, в семье царит любовь и внимание. Дамир вносил свою лепту в воспитание младших членов семьи — с удовольствием гулял с нами по набережной, но уже с коляской, наблюдал за тем, как мы с Эдвардом ухаживаем за малышками, когда они стали подрастать, играл с сестрами, разговаривал… он к ним проникся, а они прониклись к нему. Первым словом Ангелины было «папа». Первым словом Софины — «Дами». Дамир.

Мы садимся ужинать в начале восьмого. Девочки лепечут что-то о послеобеденных занятиях рисованием и той книге, что мы читали, а Ксай терпеливо их слушает, живо интересуясь подробностями. Дамир изредка вставляет пару слов, все же большую часть ужина находясь в задумчивости. Малышки на какое-то время разгоняют это его состояние, предложив сыграть в прятки — а он обожает с ними играть.

Я уношу посуду со стола, а Эдвард моет ее на кухне. Царящее в гостиной детское оживление не добирается до нас в полной мере, а до них, я надеюсь, не доберется наш разговор.

— Как все прошло, Ксай?

— На первый взгляд — неплохо.

— Это абстрактно…

Эдвард хмурится — впервые за весь вечер — отставив тарелки в сторону. Вытирает руки полотенцем и, призывая все мое внимание, смотрит глаза в глаза.