Мария Акулова - Душа на осколки [СИ]

— Наших детей, — кажется, он снова нырнул в себя, напрочь оторвавшись от реальности.

— И фиалковый зал…

— Думаешь, это правда?

— Вряд ли, — Альма ответила без особого сожаления. — Хотя мы можем сделать это реальностью. Стоит только захотеть.

— Ты хочешь?

— Стать женой короля? — девушка усмехнулась, а получив шуточный щелчок по носу, улыбнулась уже открыто. — Нет.

— А детей?

— Конечно, хочу. Но ты прав. Лучше подождать. Им не должны бросать в спину, что они незаконные, второсортные. Сколько осталось? Год?

— Да. Год.

— Я подожду. И наши крошки подождут, — Альма бросила взгляд за окно, обращаясь к звездочкам, которые, кажется, ей подмигивали. — Правда, крошки? Мы немного подождем?

Ринар проследил за взглядом жены.

— Подождут?

— Совсем чуть-чуть, мой лорд.

— Я говорил, что люблю тебя?

— Говорили, мой лорд. Но как мне кажется, в последний раз говорили непозволительно давно.

— Я люблю тебя, моя Альма, моя Душа.

— И я вас, мой лорд.

Она хотела сказать что-то еще, но получилось лишь сладко зевнуть, потом устроиться удобней, прижавшись к мужскому боку, вдохнуть полной грудью родной запах, пройтись рукой по телу, остановиться на щеке, а потом погладить. Альма понимала, что борьбу со сном она проиграет, надеялась только на то, что он не сможет уйти незамеченным. Потому и оплелась вокруг тела. Если уж задержать не удастся, то проводить его Альма обязана.

А он, кажется, научился читать ее мысли. Погладил большим пальцем прижатую к его щеке руку, потом обнял крепче.

— Я разбужу утром, не бойся.

Альма хотела ответить, что ловит на слове, но смогла только еле ощутимо кивнуть, уплывая в сон. Во сне он уже не уезжал — возвращался, а она бежала навстречу. Это был хороший сон. Ее любимый сон.

— Сегодня буду в столице, завтра уже в Приграничье. Потом неделя, какая-то жалкая неделя, Душа, и я снова вернусь.

Альма кивнула, старательно отводя взгляд. Никогда ей еще не было так плохо, на душе не было так неспокойно. Никогда раньше не возникало желания вцепиться в лацканы пиджака и не отпускать. Всегда как-то удавалось справляться, держать лицо, не рвать ему душу лишними эмоциями. Все равно ведь придется уехать.

— Посмотри на меня, — Альма так надеялась, что Ринар не заметит этих ее метаний. Так надеялась, что сможет оставить волнение при себе, забыла лишь о том, что он слишком хорошо ее чувствует.

Взгляд получился откровенно загнанным.

— Девочка моя, ну что же ты? — настолько, что даже он не выдержал. Передал ремни, за которые придерживал запряженного уже коня, управляющему, увлек ее за собой обратно на террасу, на которой они уже вроде бы попрощались.

Собравшиеся во дворе слуги тут же устремили взгляды в разные стороны, не желая мешать хозяевам. Ни от кого не укрылось то отчаянье, с каким их леди смотрела на мужа.

Альма прильнула к Ринару всем телом, слишком сильно сжимая в объятьях. Наверное, в болезненных объятьях.

— Еще день, Ринар. Один день, пожалуйста. Один.

— Душа, — мужчина провел по собранным в хвост волосам, и сам толком не зная, как успокоить. Ей всегда было сложно. Перед каждым отъездом она храбрилась, но раньше ей удавалось отпустить куда лучше. — Чем быстрее я уеду, тем быстрей вернусь. Это всего неделя.

— Мне тревожно, — девушка вскинула взгляд зеленых глаз. — Не знаю, почему, но жутко тревожно. Поклянись, что ничего не случится. Поклянись.

— Клянусь, Душа. Ничего не случится. Ни с тобой, ни со мной. Всего неделя и я вернусь.

Какое-то время девушка смотрела в серые глаза мужа, а потом встала на цыпочки, прижалась щекой к щеке, зашептала у самого уха:

— Ты поклялся, Ринар Тамерли. Поклялся. Потому вернешься. Даже не думай, что я прощу, если не сдержишь клятву. А я буду постоянно вот здесь, — она накрыла рукой грудь, чувствуя биение сердца самого дорогого для нее существа. — Днем и ночью буду сидеть надоедливой занозой в мыслях, колоть, если забудешь обо мне хоть на секунду. Без меня тебе будет так же плохо, как мне без тебя. Так плохо, что как только справишься с делами, тут же примчишь. Во время дождя, ночью, холодный, мокрый, продрогший, уставший, с щетиной на щеках и тенями под глазами, а я буду ждать тебя. Вот прямо здесь. Или у щита, стоя босыми ногами на влажной траве. Каждое утро буду ждать. Неважно, что ты обещал приехать через неделю. Для меня неделя — это вечность, если тебя нет рядом. Так какая разница? День или неделя?

— Я приеду раньше.

Альма усмехнулась, продолжая удерживать мужчину в крепких объятьях. Приедет. Обязательно приедет раньше, если вообще сможет уехать. Она-то сейчас делает все, чтоб не смог.

— Ты приедешь, подхватишь на руки, зацелуешь синие уже от холода губы, разозлишься, что веду себя как ребенок, а потом забудешь и о волнении, и о злости, только о губах не думать не сможешь. Прямо там, в высокой траве, а потом дома, и снова в траве, где угодно…

Девушка повернула к себе его голову, впиваясь в губы. Он пытался сдерживаться, не поддаваться ее отчаянному шепоту, а вот не менее отчаянному поцелую сдался. Целовал так, будто скорей умрет, чем оторвется, но и с этим справился.

Рыкнул, отстранился, приподнял девичий подбородок, так, чтоб смотрела на него, а ему было удобно жадно разглядывать напоследок ее лицо.

— Так и будет, Альма. Точно так, как ты сказала. И когда я приеду, даже думать не смей о том, чтоб не встретить, в высокой траве, дома, снова в траве, где угодно. Так и будет, Душа.

В который раз за утро ему снова пришлось приложить ужасное усилие, чтобы оторваться от нее, взять за руку, подвести с запряженной лошади, принять бразды из рук управляющего.

— Скучай, — нежно коснуться бледной щеки, втянуть цветочный аромат волос.

Это могло продолжаться вечно. Она вечно могла заставлять его остаться еще на минутку, час, день, но уезжать все равно придется. Резко отстранившись, Ринар вскочил на коня, почувствовал, как Альма прижимается лбом к колену, как прерывисто вздыхает, не выдержал, вновь проводя рукой по медным волосам.

— Неделя, Ринар. Не-де-ля.

— Хорошо, — бросив последний взгляд в глаза жены, Ринар пустил лошадь в галоп. Попроси она еще хотя бы раз, он бы не выдержал. Действительно плюнул на все, остался, а сейчас нельзя. Слишком много людей и судеб зависит от него. Как бы ни хотелось, пока нельзя. Он не оборачивался до самого щита, не оборачивался и после. Только шпорил коня сильней, уносясь вдаль. Ему не нужно было оглядываться, чтобы увериться в том, что она смотрит, что уже скучает, что ненавидит за то, что снова уехал, и ждет, когда вернется. Нить, тянущаяся от груди, вновь натянулась. Правда теперь Ринар знал, что она не лопнет. Не лопнет, пока они любят друг друга. Не лопнет, пока живы.