Сарина Боуэн - Год нашей любви

Тяжело дыша, мы лежали рядом. Сильные ноги Хартли сплелись с моими. Он гладил мою грудь, а его губы касались моего лба.

« Вот это да» , — подумала я. А может, сказала вслух. Я не была уверена, так как в моем мозгу случилось короткое замыкание.

Он прижал меня к груди.

— Черт. Я старался двигаться медленнее, — все еще задыхаясь, произнес он. — Но я так долго ждал этого. — Он поцеловал меня в лоб, а я улыбнулась, как безумная.

Под моей ладошкой быстро колотилось его сердце. Эта часть процесса — неловкие ласки, пока наше дыхание возвращается к нормальному ритму, — была чудесной. Объятия после секса напрочь заставили меня забыть о своей инвалидности, в этот момент она вообще перестала быть проблемой. Я усмехнулась, уткнувшись ему в плечо.

— Чего смеешься? — прошептал он.

— Просто подумала, что для секса не нужны две рабочие ноги. Мы с тобой как самые обычные люди.

Хартли прижался своим лбом к моему, чтобы заглянуть в мои глаза.

— Мы и есть два обычных, нормальных человека. — Он быстро поцеловал меня. — Только лучше. И со вступительными баллами выше среднего.

— А еще мы скромные.

— Точно. — Его карие глаза сияли любовью, и от этого я погрустнела.

— Жаль, что не могу дать тебе настоящую меня. Не сломанную.

Он закрыл глаза и покачал головой:

— Есть только одна Каллахан — та, которая вытащила мою голову из моей же задницы. И она уже принадлежит мне.

— Но, Хартли, ты просто обязан хотеть, чтобы я всегда была в теме. Чтобы каталась с тобой на коньках, бегала. Ты не можешь этого не хотеть.

Его руки обхватили меня.

— Я хочу много всего. Я хочу пару миллионов долларов. Я хочу отца, который называл бы меня по имени, и я хочу, чтобы «Брюинз» выиграли Кубок Стэнли [18] Приз, ежегодно вручаемый победителю Лиги чемпионов плей-офф НХЛ (Национальной хоккейной лиги США и Канады). . Но я чертовски счастлив прямо сейчас без всего этого. Так что нет смысла хандрить.

Я уткнулась лицом в его шею и охотно пролежала бы так вечность.

— А я все равно хандрю иногда.

Он погладил меня по волосам и понизил голос:

— Не пойми меня неправильно. Если я когда-нибудь посмотрю видео, где ты идешь в прорыв и забиваешь шайбу, то расплачусь, как девчонка. Но потом я сниму с тебя несколько предметов одежды и напомню себе, что жизнь хороша.

Это было самым милым, что мне когда-либо говорил Хартли, но меня все еще терзали сомнения.

— Хартли!

— Да, красотка?

— Что, если бы я не смогла… быть с тобой? И наслаждаться этим?

Его руки сжали меня крепче.

— Но ты можешь.

— Но что, если бы не смогла?

— Ладно. Что если бы я сломал череп вместо ноги? Мы можем лежать здесь и анализировать всякие дерьмовые возможности. Или мы можем лежать здесь и целоваться.

— Я просто… — Я сделала глубокий вдох. — Я просто люблю тебя, Хартли.

— Я знаю, красотка. — И он поцеловал меня еще раз.

Позже я встала и откатилась в ванную Хартли опустошить мочевой пузырь, как советовал мне врач «Скорой помощи». Я одолжила зубную щетку Хартли, решив, что он не будет возражать. А потом вернулась в его постель.

Он спал.

Я легла рядом с ним и накрыла нас простыней и одеялом. Перед тем как закрыть глаза, я чмокнула его в плечо. Просто потому что могла.

Когда я открыла глаза следующим утром, Хартли держал меня за руку, поглаживая большим пальцем мою ладонь. Повернувшись, я увидела, что его глаза закрыты, а красивое лицо безмятежно. Он не смотрел на меня, и я решила, что имею полное право не стирать со своего лица широкую глуповатую улыбку.

— Нет ничего лучше, — сонно заметил он, — чем утренняя Каллахан в моей постели. Кажется, я наконец-то ничего не запорол.

Какое-то время мы тихо и лениво нежились, не вставая. Было воскресенье, и я нигде не была нужна больше, чем здесь, рядом с ним. Я подняла его руку и чмокнула ее.

— Хартли, — прошептала я, — в ту ночь, когда напился, ты сказал, что собираешься разгрести коекакое дерьмо.

— Да, — сказал он. — И я его разгреб.

— Так что это было?

Он повернул голову, открыл глаза и взглянул на меня.

— Я не хочу говорить о ней, пока лежу здесь с тобой.

— О ней? Серьезно? Это как-то связано со Стейшей?

— По большей части, — сказал он. — Причем она даже об этом не знает.

— Что-о? Ну все, теперь ты просто обязан мне сказать.

Он перевернулся на живот и подпер подбородок локтем.

— На самом деле об этом никто не знает. Ни одна живая душа.

Он посмотрел на меня, и его длинные ресницы дрогнули. Я придвинулась ближе и положила руку ему на шею. Он снова закрыл глаза.

— Ты, наверное, заметила, что в моей жизни никогда не было места для человека, которого я мог бы называть отцом.

— Конечно, — выдохнула я, лаская ему шею. Я могла бы касаться его весь день напролет.

— Он обрюхатил мою мать, когда им обоим было по восемнадцать. Она работала официанткой в загородном клубе, куда он наведывался. — Хартли открыл глаза и снова посмотрел на меня. — Кстати, именно история моей матери заставила меня быть очень-очень осторожным. В следующий раз, когда пойдешь к доктору, спросишь его о?..

О противозачаточных.

— Хорошо. — Не факт, что все удастся, так как моя история с тромбами могла сделать меня не лучшим кандидатом для приема таблеток. Но я спрошу.

Хартли закрыл глаза, прежде чем продолжить.

— Когда я был маленьким, родители моего отца посылали нам деньги каждый месяц. Но когда мне было шесть, они перестали это делать, поскольку пришла очередь отца. Но он никогда так и не отправил нам ни цента.

— Круто, — сказала я. — И твоя мать не стала ничего требовать?

Он помотал головой:

— Она сказала, что не будет унижать его публично. Несмотря на то, что сама она всегда была унижена. Ни денег, ни мужа, который учил бы меня завязывать хоккейные коньки… — Он осекся. Я прижалась к нему и поцеловала бархатную кожу на плече. — М-м-м, — улыбнулся он. — Так на чем я остановился?

Я перестала его целовать.

— Твой говнюк-отец.

— Точно. Ну вот, я здесь, на святых холмах Харкнесса, гну хребет как проклятый. Я научился не вспоминать о нем, за исключением тех случаев, когда вижу его имя в газете.

— А ты часто его видишь?

Он кивнул:

— Он кинопродюсер, и очень успешный. Первоклассный. И это тоже меня напрягает. Я вбил себе в голову, что, если я сам стану успешным, он, может, и признает меня. Я даже этот колледж выбрал из-за него.

— Ну, колледж-то отличный.

— Отличный, но не для тех, у кого зуб на богатеньких. Сложись все по-другому, я бы сейчас получал спортивную стипендию где-нибудь в Мичигане. Но я приехал сюда, потому что он — выпускник Харкнесса.