Дмитрий Иванов - Примадонна. Банкирша. Шлюха

Накануне отъезда из Мацесты Малюля попросила вывезти ее на мол. Ей хотелось попрощаться с морем. Погода для этого была не самая подходящая. Крутые волны с пушечным грохотом разбивались о бетон.

- Ближе! Ближе к краю! - командовала Малюля, жадно вдыхая соленую водяную пыль, повисшую в воздухе.

Они остановились на самом кончике мола. Миледи стояла, вцепившись в спинку инвалидной коляски. Малюля зябко передернула плечами.

- Поехали обратно? - спросила Миледи.

- Нет. Может, в последний раз. Сбегай в номер, принеси мне шаль. Когда еще морем подышу.

Миледи не умела возражать. Уходя, она коснулась пальцами рукоятки тормоза, который блокировал колеса, и чуть сдвинула ее вверх. Малюля, скосив глаза, взглянула в ее сторону и тут же отвернулась.

Миледи побежала по молу к дверям лифта, поднимавшего с пляжа прямо в санаторский корпус. Из кустов вдруг выглянул с идиотской улыбкой Антон и в очередной раз щелкнул аппаратом. Его очки блеснули на солнце. Миледи взглянула на него с досадой.

Войдя в номер, она замерла. Вверх или вниз она сдвинула рукоятку тормоза? Ведь если она в спешке ошиблась, коляску с Малюлей может смыть с мола случайной волной. Схватив шаль, Миледи опрометью бросилась обратно.

Выскочив из лифта, она упала, но тут же поднялась и рванулась вперед. Напрасно. Бетонный мол, омываемый злыми волнами, был пуст. Над ним возбужденно кружились чайки. И вокруг не было ни души. Никто не мог увезти Малюлю от моря. Значит…

- Это не я!… - закричала Миледи. - Не я! Она сама хотела!…

Порыв ветра унес ее крик в сторону.

Год 1984-й. Фанатка

Люську Слесареву нельзя было назвать сумасшедшей в полном смысле этого слова. Но сдвиг по фазе у нее определенно присутствовал. Началось это не вчера и с годами стало неизлечимо. Впрочем, Люська лечиться не собиралась. Страсть не лечится. И с ней она жила, как ей самой казалось, вполне полнокровной жизнью. Страсть эта не была тайной, но день за днем сжигала Слесареву, отчего взгляд у нее стал слегка безумным. Конечно же, предметом страсти был Он. Люська никогда не называла своего кумира по имени. Она звала его просто Он, считая не без оснований, что всем и так все ясно.

Любовь ее в обычном понимании была безответной. Однако Слесаревой хватало легкого кивка, которым Он отвечал на ее приветствия при встречах. А виделись они часто. Иначе и быть не могло, поскольку Люська, наплевав на приличия, ежедневно дежурила у заветного подъезда, в котором жил Он. Она в отдалении следовала по пятам за предметом своей страсти, ревниво поглядывая по сторонам.

Их странные отношения не имели никакой перспективы. Понимая это, Слесарева не мучилась оттого, что Он общался с разными женщинами. Настоящий мужчина не рисовался ей монахом. Куда важнее было для Люськи, чтобы каждая из этих женщин соответствовала своему высокому назначению - быть Его подругой, а главное - чтобы он не вздумал жениться на какой-нибудь непроходимой дуре. Это разрушило бы образ, который Люська лелеяла в своем воображении.

Разумеется, такое положение вещей не могло сохраняться до бесконечности. И вот однажды настал тот черный день, когда на горизонте появилась эта отвратительная кривляка, эта драная кошка из Риги. Звали ее не по-человечески - Гуна, и фамилия у нее была - язык сломаешь: Рудзитис. Конечно, во многом Он сам был виноват. Ведь именно Он пригрел приезжую рижанку в Москве. Слесаревой это было хорошо известно. Но Его она не винила. Все знали, какое у Него доброе сердце. А эта белая моль воспользовалась случаем и прилипла, как банный лист.

Конечно, сцен ревности Люська устраивать не стала. Она только встречала соперницу ненавидящим взглядом. Но толстокожая латышка ничего не замечала. Люська для нее значила не больше, чем пылинка в воздухе.

Одно время казалось, что Гуна получила от ворот поворот. Но прибалты всегда славились своей упертостью, и когда Люська обнаружила латышку, просидевшую всю ночь на лестничной площадке в ожидании Его, она поняла, что дело плохо.

Надо было принимать экстренные меры. Обычным путем разрушить отношения Гуны с Ним было трудновато. Здесь требовалось вмешательство каких-то высших сил, какая-то черная магия. На счастье, Люська прослышала от подруг, что на Поклонной улице живет одна замечательная молодая гадалка. Недолго думая, Слесарева отправилась со своей бедой к ней. Так она познакомилась с Миледи.

Миледи занялась гаданием не вдруг. Она долго приходила в себя после гибели Малюли. Малюлино распухшее тело прибило волнами к берегу в районе Хосты. Короткое и поверхностное следствие квалифицировало ее смерть как несчастный случай. Там же Малюлю и похоронили, чтобы избежать лишних хлопот. Миледи вернулась в Москву, так сказать, налегке. Теперь квартира со всей начинкой принадлежала ей, поскольку никаких родственников не объявилось. Как-то, роясь в серванте, Миледи наткнулась на колоду необычных карт и вспомнила, что это те самые карты «таро», о которых упоминала Малюля. Миледи целыми днями раскладывала их на столе, пытаясь угадать, что они значат. Но карты ей ничего не говорили. Тогда она стала придумывать сама, всякий раз навораживая себе разные судьбы, одну другой интереснее.

А потом, вспомнив слова Малюли, что люди дураки и хотят, чтобы им говорили то, что они мечтают услышать, Миледи решила попробовать гадать за деньги. Тем более что нужда в них становилась суровой реальностью. Миледи попробовала, и у нее получилось.

Она строго следовала советам Малюли и никогда не говорила людям неприятное. Ее прогнозы вселяли надежду. За надеждой и потянулись к ней клиентки. Женщин с неустроенной судьбой хватало. Непослушные дети, сволочные подруги, неверные или пьющие мужья исправно ковали кадры нуждающихся в утешении. Миледи никогда не обращалась к прошлому. Здесь можно было в два счета проколоться, не угадать. О прошлом клиентки охотно рассказывали сами. А вот будущее Миледи описывала хотя и туманно, но всегда в светлых тонах. Заплаканные женщины уходили от нее приободрившимися, безропотно оставляя деньги. По существу, Миледи работала психотерапевтом. Но к психотерапевтам народ не шел. Никто не хотел признавать себя свихнувшимся. А гадание было делом таинственным, к которому тянуло, как ко всему необъяснимому.

Сеанс с Люськой Слесаревой дался Миледи трудно. По сбивчивому рассказу клиентки Миледи поняла, что имеет дело с обычной историей неразделенной любви. Она стала убаюкивать Люську традиционными обещаниями, что вскоре все наладится и даже, чем черт не шутит, закончится Люськиной свадьбой.

- Я не собираюсь за него замуж, - неожиданно сказала Люська.

- Почему? - удивилась Миледи.