Мария Соареш - Земля любви

Этим благим намерениям не суждено было осуществиться. Анжелика забыла о них тотчас же, как узнала, что вместе с плантациями Аугусту сумел-таки продать и весь кофе, хранившийся в амбарах и брезентовых укрытиях.

— В последний момент немцы назвали такую цену, которая меня устроила! — ликовал он, не замечая, как изумленно округлились глаза его жены.

— Ты продал в том числе и кофе, принадлежащий нашим рабочим? — спросила она таким тоном, который не предвещал ничего хорошего для Аугусту.

Но он продолжал сохранять невозмутимость:

— Да, продал. Пусть немцы сами разбираются теперь с итальянцами! А все деньги я пока положил в немецкий банк, В отличие от наших банков он не разорился!

— Половину денег, вырученных за кофе, мы должны отдать нашим рабочим! — безапелляционно заявила Анжелика.

Гумерсинду также поддержал дочь:

— Мы ведь заключили с итальянцами договор и не можем разорвать его без их ведома и согласия. Плантации действительно принадлежали не им, а вот половина всего кофе — это уже их собственность, которой вы не имели права распоряжаться, сеньор депутат!

— Я знаю это не хуже вас, — обиделся Аугусту. — Поэтому и внес в договор с немецкими специалистами пункт, согласно которому они обязуются выплатить денежную компенсацию итальянским рабочим.

— Представляю, какой будет эта компенсация! Мизер! — вспыхнула Анжелика. — Ты сам посуди, Аугусту, не станут же немцы дважды платить за один и тот же кофе!

— А это уже их проблемы! Пусть сами в них разбираются, — беспечно ответил он, чем окончательно вывел Анжелику из равновесия.

— Так вот, значит, что скрывается за теми высокими понятиями, о которых ты любишь говорить с трибуны! Честность, порядочность, справедливость... Где же они, Аугусту? Сегодня ты приоткрыл свое истинное лицо, и я не знаю, смогу ли жить с тем человеком, какого сейчас увидела.

— Ну вот, опять ты за свое! — расстроился он. — Сколько можно угрожать мне разводом?

Гумерсинду, стремившийся любой ценой удержать Анжелику в браке, вынужден был смягчить свой прежний тон.

— Давайте не будем упрекать и тем более оскорблять друг друга, — произнес он примирительно. — А лучше подумаем, как исправить сложившееся положение. Говорить с итальянцами нам все равно придется, это ясно. Мы должны хотя бы поблагодарить их за добросовестный труд, прежде чем передать новым хозяевам.

— Они сочтут нашу благодарность за оскорбление, если мы обойдемся только ею и не расплатимся с ними за кофе! — гневно бросила Анжелика,

— Деньги мы им заплатим, — успокоил ее Гумерсинду. — Это даже не подлежит обсуждению. Свои обещания я привык исполнять, чего бы мне это ни стоило. Плохо, конечно, что ты, Аугусту, продал кофе итальянцев без их согласия. Но при нынешних ценах они внакладе не останутся, только надо им это объяснить, чтоб никто не заподозрил нас в обмане. Ну и, конечно, следует отдать им вырученные деньги.

— Насколько я понял, вы уже сами все решили и обсуждать нам больше нечего, — поднялся из-за стола Аугусту, которому было неприятно сознавать, что он допустил серьезный просчет при заключении сделки.

Но Гумерсинду остановил его:

— Нет, дорогой зять, к обсуждению мы еще и не приступали. Я прошу тебя задержаться на некоторое время, потому что именно от твоего решения будет зависеть и судьба моей фазенды, и в конечном счете моя честь.

— О каком решении вы говорите, сеньор Гумерсинду? — теперь уже абсолютно ничего не понял Аугусту.

— Сейчас объясню, — сказал Гумерсинду, тяжело вздохнув. Ему трудно было произнести то, о чем он собирался поговорить сейчас с Аугусту. А еще труднее было переносить собственную несостоятельность, из-за которой он теперь должен был впасть в финансовую зависимость от зятя да еще и просить того, чтобы он снизошел до такой милости.

Но Гумерсинду был мужественным человеком и законы чести ставил превыше всего, поэтому он и обратился к Аугусту после небольшой паузы:

— Продав кофе итальянцев по достаточно высокой цене, ты не подумал о последствиях этой сделки. А они таковы, что теперь я должен по той же цене скупить весь кофе у тех, кто работал на моей фазенде. Иначе будет бунт! Анна

— Им не обязательно знать, сколько денег за тот злосчастный кофе уплатили нам немцы!

— Это значит, ты предлагаешь нам присвоить часть их денег?! — возмущенно воскликнула Анжелика.

— Ну что же делать, если так вышло! — развел руками Аугусту. — Давайте рассмотрим эту сделку в другом ракурсе. Скажите, если бы итальянцы сами вели переговоры с немцами, то неужели бы они смогли сговориться о такой высокой цене? Даже я склонил их на уступку только потому, что предлагал кофе вместе с плантациями, в которых они были так заинтересованы! Поэтому мы без зазрения совести можем считать, что разницу в цене я получил как процент за посреднические услуги!

— Нет, у нас разные понятия о совести! — гневно отреагировала на это предложение Анжелика. — Итальянцы согласились терпеть, ждать повышения цен на рынке. Возможно, через некоторое время они бы продали свой кофе и дороже, чем ты продал его сегодня. А может, они бы и продешевили, но это был бы их собственный выбор. Они ведь не давали тебе никаких полномочий на продажу. И моя совесть не позволит мне присвоить их деньги! Папа, ядумаю, ты со мной согласишься?

— Я уже сказал, что надо отдать все деньги итальянцам, — ответил ей Гумерсинду. — Но у меня нет денег, чтобы по такой же цене купить кофе у оставшихся рабочих. И поэтому я должен обратиться с просьбой к тебе, Аугусту: разреши мне воспользоваться твоими деньгами под залог моей фазенды! Если мне со временем не удастся продать этот кофе подороже ия окончательно разорюсь, то фазенда перейдет в твою собственность!

Он наконец произнес то, что потребовало от него огромного душевного напряжения, и теперь сидел опустошенный, раздавленный. Анжелика и Аугусту даже замерли на какоето мгновение: им показалось, что у Гумерсинду случился сердечный приступ. Анжелика первой оправилась от шока и бросилась к отцу:

— Тебе плохо, папа?

— Да уж, чего ж тут хорошего, — слабым голосом ответил он.

Аугусту тем временем тоже пришел в себя и напомнил Гумерсинду, что еще до сделки предполагал отдать все деньги в его распоряжение, о чем и говорил ему неоднократно.

— Вы можете использовать эти деньги как захотите, — повторил он снова. — И ни о каком залоге тут не может быть и речи! Не обижайте меня. Мы все-таки одна семья.

— Хорошо, Аугусту, спасибо, — тихо произнес Гумерсинду. — Я возьму эти деньги. Только использовать их я уже не смогу так, как хотел. Я ведь собирался только чуть-чуть поддержать рабочих, если кризис затянется. А покупать у них кофе, да еще в такой критический момент, вовсе не входило в мои планы... Но теперь-то что об этом говорить!..